Чёрное копьё

Все замерли, а Фолко зажмурился, вновь призывая себе на помощь все свои способности; и, словно наяву, увидел он бухту, и великое множество кораблей Кэрдана, уже поднявших паруса и выбирающих якоря, и самого Кэрдана, недвижно застывшего на высокой резной корме, молча смотрящего на высокие башни своего города, охваченные огнём, и последних защитников, умирающих на залитых своей и вражьей кровью пирсах. С кораблей летели меткие стрелы, падали орки и тролли, а Барахир уже собирал вокруг себя кулак из последних бойцов, готовясь прорваться прочь из города… И тут Кэрдан, словно дождавшись некоего знака, внезапно сорвался с места, пробежал по сходням, одним взмахом рассёк сдерживающие корабль канаты и, не слушая отчаянных возгласов своих спутников, с клинком наперевес быстро зашагал в глубь огненного хаоса. Как и Фолко, его вело верное чувство, ибо он шёл навстречу Королю.

Они появились почти одновременно с противоположных концов площади — светлая и тёмная фигуры, каждая облечённая силами и властью. Вождь шёл, как обычно, чтобы победить, но вот Кэрдан… Корабел уже точно знал свою судьбу — он шёл умереть.

— Наконец-то! Как давно я ждал встречи с тобой! — пронёсся над камнями брусчатки нечеловеческий низкий рык.

Кэрдан не ответил. Лёгкими шагами он шёл через площадь, и клинок его ярко сиял ослепительным белым пламенем.

Вождь рассмеялся; его собственный меч полыхал грозным багровым светом; им он сразил Наугрима, великого бойца в несравненной мифрильной броне, — что ему бояться какого-то эльфа, вышедшего вдобавок против него без всяких доспехов?

Свет и Тьма сошлись в центре окружённой огнём площади. Багровым размахом, неистовой подземной молнией прянуло в страшном выпаде Пламя Удуна; и в ответ вынеслось, холодно блистая, Пламя Анора. Фолко казалось, что фигуры бойцов расплываются, вырастают, их мечи становятся просто огнистыми полосами и что бьются уже не два воина, а два Начала, куда как превосходящие по силам тех, что были сейчас их Носителями. Над сражающимися стал расти, скручиваясь и свиваясь, сверкающий огненный столп; багровая и серебристая полосы всё взлетали и опадали, скрещивались и сталкивались, отлетали и вновь сшибались. Из волн голубого пламени, пожиравшего город, вынеслись острые тёмные стрелы — точно клинья мрака, они вливались в противостоящую Свету фигуру, и Фолко чувствовал, как от каждой такой стрелы возрастают силы Врага. Кэрдан, однако, назад не сдвигался ни на шаг. Каждый выпад Тьмы наталкивался на несокрушимую преграду.

А противник Кэрдана всё рос и рос, жадно впитывая льющуюся в него из-за пределов Мира Силу. Всё быстрее и быстрее мелькал его меч; всё с большим и большим трудом Кэрдан отбивал атаки.

Тонко-тонко звенела до предела натянутая струна. И Фолко чувствовал, как нарастает и нарастает мощь Тьмы, и понимал, чего ждёт сейчас Кэрдан. Когда наступит предел, когда Мрак опустошит себя, вложив всё, что может, в своё оружие, только тогда, не раньше и не позже, должен был ответить эльф одной-единственной атакой, не погибнув до этого и выдержав чудовищный всёвозрастающий напор Тьмы. И эта единственная атака должна была стать последней.

Словно тяжкий вздох прокатился по площади, словно лопнула наконец та далёкая струна, и по чувству дикого освобождения хоббит понял, что миг настал, все преграды сняты и Свету пришёл черёд ответить.

Багряный клинок обрушился, казалось, неотразимым ударом — но его никто и не отражал. С не меньшей быстротой серебристый меч проскользнул между сплетений мрака и наискось, широчайшим размахом, рассёк средоточие, сердце Тьмы, что таилось под покровами его противника.

Крик, какого не слыхали на Земле с дней Последнего Союза людей и эльфов, сокрушивших Саурона, крик, исторгнутый из самых глубоких обиталищ Мрака, с ужасающей силой ударился о небесный свод, словно проверяя его на прочность, и умер, погашенный.

Но и сам Кэрдан не уцелел. Уже тускнея, Пламя Удуна пронзило его. Облачённая в светло-сияющие покровы фигура Корабела ещё миг стояла недвижно, а затем с лёгким вздохом, с каким после тяжёлой работы, в предвкушении долгожданного отдыха, усталый работник устраивается отдохнуть, тело эльфа распростёрлось на камнях.

Все звуки умерли; стояла тишина настолько полная, что не слыхать было даже шума крови в ушах. Два тела на площади; огнистый ярко-рыжий столб над ними, языки холодного пламени вьются и переливаются; волны пожирающего стены домов и дворцов голубого пламени, сейчас застывшие словно в недоумении…

Вновь тонко-тонко зазвенела струна, протянутая над всем мирозданием; и Фолко, все чувства которого умерли, ощутил только одно — неописуемый, непередаваемый ужас от одной только мысли, что эта струна, на которой держится сейчас всё и вся, может не выдержать. Окаменело, остановилось всё — даже гномы в тёмных и узких тоннелях под Гаванями, даже бездушные Пожиратели Скал.

А в следующее мгновение эта струна лопнула.