Чёрное пальто. Страшные случаи

Дядя Том стал тогда защищать права грязного русского, учил его распознавать с экрана главных врагов демократии – сенаторов и президента, а также одну толстую старуху в короткой кривой юбке, вечно задранной выше коленок. Дядя Том много рассказывал Грише, качая своей мудрой головой и вертя худыми пальцами, а Гриша всё плакал.

Он не знал, что плачет о сыне и жене, о тех, оставленных им на улице, недалеко от призывного пункта, стоять на коленях возле трупа. Он не знал, что мальчика не взяли в армию, мать его спрятала, страшно крича. То есть она-то кричала у трупа, а сама давно шепнула «беги к тёте Вале в Удельную», и он сверкнул пятками и был таков ещё до прихода скорой.

Гриша маялся, рыдая, не мог пробраться сам к себе, он вдруг обнаружил у себя под шеей крошечную дырку, из которой текли слёзы, как бы ещё один глазок. Странные сны виделись ему, какое-то безоблачное счастье, какая-то любовь, которая обволакивала его, баюкала, успокаивала.

От уколов он мутнел, цепенел и переставал плакать, но глазок под шеей слезоточил.

Со временем, однако, шок миновал, и белого Гришу выпустили, дядю Тома же перевели в другой корпус, где он обрёл себе защиту в лице котёнка, с которым больше не расставался (чёрно-белый котёнок), ещё одна угнетённая раса, в Америке не должно быть бродячих котят. Но откуда-то он свалился, и Том его подобрал и на прощание приходил, показывал Грише своё сокровище из рук.

А Гриша вернулся в свою нору. Он снимал комнату в подвале у хозяйки, помещение с уборной, но без душа.

Туда, к этой русской хозяйке, приехала её двоюродная сестра, унылая седая женщина. Он её видел мельком, когда спускался в свой подвальчик, он её увидел на стуле в палисаднике. Она пила чай. На её глазу плясал зайчик от ложки, которой эта седая старуха мешала и мешала в чашке. Лицо было плачевное, погибшее.

Женщина бесцельно болтала ложечкой в чашке, и пятнышко света мигало на ее красном носике и синем глазу. Синий глаз освещался особенно живописно, он вспыхивал, как живой драгоценный какой-нибудь камень.

Произошло подлинное двойное совпадение, два сердца встретились и не узнали друг друга.

Гриша через пять минут вдруг потащился наверх и сел напротив старухи. Хозяйки уже не было, ушла в свой университет. Старуха так и не выпила ни глотка и не подняла взора. Гриша полюбил её всем своим брошенным сердцем, женился на ней, приехал к ней в Москву и познакомился там с её унылым, бледным, кудрявым сыном.

Когда он поздоровался с этим Алёшей за руку, слеза навернулась на третьем, невидимом глазу Гриши, под шеей, и потекла, горькая, мелкая слеза умершего отца. Алёшу не взяли в конце концов в армию именно из-за смерти папы, так рассказала Гришина новая жена. Сын оказался теперь единственным кормильцем пенсионерки, и закон (всё-таки есть послабление для стариков) разрешает таким редкостным экземплярам не ходить в армию. Хотя в военкомате кричали и настаивали, пусть сейчас идёт служить, а потом-то мы его отпустим (видимо, им просто надо было набрать нужное число, а теперь не хватало человека). И пришлось побегать, собирать бумаги, Алёша скрывался, в квартиру по ночам приходил участковый, и это одновременно с похоронами! Гриша слушал все эти рассказы, буквально плача, сколько угодно раз.

Но Алёша так и не принял своего нового отца, Алёша был неприятно поражён быстрой сменой настроения матери, её подлинной изменой, башмаков ещё не износила, бросилась замуж. Алёша наотрез отказался ехать в Америку, а его мать, моложе себя на хороших двадцать лет, пушистая, золотоволосая, синеглазая, любящая, уехала с новым мужем навеки туда, где теперь жила душа её первого мужа, и никто ничего им не объяснил.

Фонарик

Однажды молодая девушка возвращалась зимним вечером с электрички к себе в деревню.

Идти было недалеко, но дорога шла через мостик и дальше наверх, по полю.

И вот, поднимаясь на гору, девушка увидела какой-то свет, как будто горел фонарик в руке у прохожего, причём луч упирался прямо ей в глаза.

Она испугалась, было уже поздно и темно, никого вокруг, только этот пучок света, который приближался по тропинке.

Что было делать?

Поворачивать обратно слишком опасно, получается как будто бегство, догонят и убьют, а идти навстречу фонарику тоже страшно, но в этом случае лучше сделать вид, что ничего не происходит.

Девушка быстро переложила свои небольшие деньги из сумочки за пазуху и пошла как ни в чём не бывало навстречу фонарику.

Сердце её билось от страха, но она не замедляла шаги и не останавливалась, чтобы не показать виду, что боится.

Этот луч фонарика, однако, всё светил и светил, но не приближался ни на шаг, и девушка летела на этот свет, как бабочка на огонёк лампы.

Она шла так уже довольно долго и вдруг заметила, что идёт прямо по полю.

Тропинка куда-то исчезла, только впереди горел огонь фонарика.

Идти по полю было нетяжело, снег давно слежался, хотя поле было бугристое.

Снег давал какое-никакое, а всё же освещение, и девушка стала выбирать путь поровней, хотя, куда она шла при этом, было неизвестно.