Чёрное пламя

Но что-то, видно, случилось в наследственном механизме с его рецессивными и доминантными признаками, потому что совсем не часто являет природа на свет таких, как Эдмонд Холл — тощенький, с прямыми от рождения ножками и странными, очень светлыми глазами. Но не эти особенности в организме новорожденного заставили многоопытного доктора Линдквиста пробормотать ошарашенно что-то себе под нос. Нет, поразительнее всего были руки, а еще точнее, пальчики новорожденного. Дитя сжимало четырехсуставчатые пальчики в маленький смешной кулачок и без слез смотрело на принявший его мир прозрачными, желто-серыми глазенками.

— И она еще не хотела ложиться в больницу, — бормотал доктор Линдквист. — Вот что получается, когда рожают дома, — говоря это, доктор смотрел на ребенка, и было непонятно, что он имеет в виду: безвременную ли кончину Анны или рождение ее странного сына.

Джон Холл промолчал, да и что он мог сказать. Не жалуясь на судьбу, он решил принимать вещи такими, какие они есть, и сделал все, что должен был сделать: нанял маленькому Эдмонду няньку и вернулся к практике. Джон был хорошим адвокатом — трудолюбивым, методичным, честным и удачливым.

Конечно, ему не хватало Анны. Он любил разговаривать с ней по вечерам, она была приятным и умным собеседником, а также умела тихо и внимательно слушать. Адвокату необходимо произносить фразы вслух, озвучить мысль, выявить ее достоинства и недостатки. Вот почему особенно остро чувствуя одиночество вечерами, когда ребенок спал или лежал тихо в своей комнате наверху, и до слуха хозяина долетало лишь приглушенное звяканье посуды хлопотавшей на кухне Магды, Джон Холл курил и читал. Много недель подряд он безуспешно пытался продраться сквозь хитросплетения идеалистического мировоззрения Беркли и, отчаявшись, обратился к Юму.

Но прошло время, и он начал разговаривать с ребенком. Дитя, как и покойная Анна, оказалось на редкость тихим и терпеливым слушателем и, вполне возможно, понимало не меньше Анны. Ах, этот странный, маленький уродец! Почти безголосый, со сверкающими непривычно янтарным блеском глазами. Время от времени дитя издавало гортанные звуки, пускало пузыри и никогда — Джон Холл ни разу не слышал — не плакало. Вот так, к радости няньки, обретавшей мгновения свободы, и начались их вечерние беседы. А няньку смущал этот «детеныш», с ненормальными руками, с ненормальным поведением и, как она все чаще думала, с ненормальной головой. Тем не менее, с присущими ее профессии манерами и тактом она была добра и расположена к ребенку. И маленький Эдмонд стал узнавать ее и находил в ней покойное прибежище, этакий островок безопасности. Вполне вероятно, что эта худая, смуглая, нервная особа, волею судьбы и обстоятельств заменившая ребенку мать, подсознательно оказала на него такое влияние, последствия которого, естественно, в те годы не мог предвидеть никто.

Когда Джон впервые заметил в глазах своего дитя осмысленное выражение, он невольно вздрогнул. Потом он достал часы и покачал ими над маленьким личиком. Детские ресницы поползли вверх, распахнулись широко, и немигающий, сосредоточенный взгляд, более похожий на взгляд котенка, нежели человеческого существа, начал следить за легким колебательным движением. А когда глаза маленького Эдмонда и его отца встретились, Джон почувствовал легкое смущение от того, с каким пристальным любопытством рассматривает его этот странный человечек.

Ровной чередой проходили похожие друг на друга дни. Маленький Эдмонд уже смотрел на окружающий его мир с некоторым подобием понимания, уже тянулся к предметам своими странными ручонками. Такие хрупкие, маленькие, но до чего же цепкие, когда вблизи оказывалось нечто, заслуживающее внимания. Пальчики, как маленькие щупальца, обхватывали раскачивающиеся часы Джона и тянули их — и вот что странно — не в рот, как все дети, а к глазам для тщательного изучения.

Время шло, и все также неспешно. Джон перевел контору из Лупа[1] в свой дом в Кенморе. Поставил в гостиной рабочий стол, повесил на стене телефон и объявил, что здесь ничуть не хуже, чем в центре города, да к тому же не надо тратить время и деньги на трамвай. А еще в доме появились люди и опутали комнаты электрическими проводами — в округе соседи тоже начали отказываться от газовых горелок. Поскольку адвокат Холл пользовался вполне заслуженным авторитетом, клиенты скоро узнали о местонахождении его новой штаб-квартиры. А тут как раз в городе возникла новая компания по производству автомобилей с бензиновыми двигателями, и Джон Холл, резонно считавший, что не следует относиться скептически к модным нововведениям, приобрел на пробу несколько акций с дальним прицелом возможной игры на бирже. В те времена Луп квартал за кварталом начал расширяться к северу. Чикаго первого десятилетия нового века в блеске и нищете выползал из века прошлого. И ни один мудрец, ни один кудесник не шепнул, что молодой город вылупился из яйца слегка недоношенным.