Чёрное сердце: Ненависти вопреки и Черное сердце: Смерти вопреки

[12] Burabowl Bumpers — боковые части дорожки, которые могут быть подняты таким образом, чтобы шар не выходил за пределы дорожки при неточном броске. Борты, как правило, не используются при проведении соревнований. Дополнительно могут оснащаться "бегущими огнями" из светодиодной ленты.

[13] Гаттербол (Gutterball) — шар, упавший в желоб в результате неудачного броска.

[14] Cnea (Spare) — игровая ситуация, когда кегли выбиваются с двух бросков. Причем вторым броском сбиты все оставшиеся кегли.

Глава 20

— Мы не должны были бросать Ивана, — больше не могу молчать. Слишком много вопросов. К тому же говорить дома — страшно. Кто его знает, что выдаст Зепар. В машине проще. Занят управлением авто, руки на руле.

— О нем позаботятся, — абсолютно равнодушен Андрей.

— Кто эти мужчины?

— Откуда мне знать? Ты же их подцепила! — стегает ледяным тоном, сворачивая на центральную улицу Зепар.

Смотрю в окно. Черт! Скоро уже приедем!

— Никого я не цепляла, это, во-первых. А во-вторых, говорю о других! Которым ты отдавал распоряжения!

— Мои ребята.

— Издеваешься? — шиплю возмущенно. — Я поняла, что твои! Что они… Как они… — не нахожу точного вопроса. — Почему они были там?

— Решила, что я один за тобой приглядываю?

— Я?.. — вспыхиваю огорошено. — Нет… Вероятно… Да… Ты не говорил о других!

— После того как в тебя стреляли, думала, буду так неосмотрителен, как и в первый раз?

— Тогда почему не сказал?

— Тебе оно не надо! Ребята были «темными». Теперь открылись! Это нехорошо.

— Почему? — задаю вопрос и сразу же понимаю его глупость. — Прости…

— У нас было преимущество, — удивительно мягко поясняет Зепар, глядя на дорогу. Вновь поворот — финишная прямая. — Никто о них не знал. Отслеживали всех подозрительных или часто мелькающих. Контролировали звонки, почту…

— Я опять все испортила… — шепчу убито и сжимаюсь на сидении калачиком. Подтягиваю колени к груди, обхватываю руками и упираюсь подбородком.

— Ты неосмотрительна, впрочем, как всегда, — сухо рассуждает Зепар. — Почему тебя так тянет к туалетам? — вопрос больше риторический, да и сама ответа не знаю, ведь чувствовала — зря туда пошла. — Тебе пора новый тур открывать паранормальных мест. «Сартиры Питера». Только советую себя в роли гида предлагать — умеешь поймать неприятности!

Против воли улыбаюсь. Андрей — юморист, хотя далеко не до шуток. Машина останавливается, но мы не торопимся выходить.

— Ты нехорошо поступил с Лизой, — наконец нахожу силы вновь заговорить. — Она у тебя замечательная! Красивая, умная…

— Веселая, спортивная, тактичная… — продолжает за меня Андрей от чего-то злясь. — Милая, — коробит мерзкое слово, но возмутиться не удается, Зепар гневно заканчивает: — я это знаю лучше тебя!

— Тогда зачем ты так? — почему негодую, не понимаю, ведь мне плевать на девицу. Ее судьба безразлична. Но не могу молчать. Черт! Женская солидарность, что ли…

— Могли ее довезти!..

— В мои отношения не лезь! — рявкает Андрей и резко оборачивается. Глазницы опять зияют чернотой — испуганно отшатываюсь.

— Ты чего?! — взвизгиваю. Жмусь к спинке.

— Будь все проклято! — ревет медведем Андрей, и я не успеваю выскочить из машины.

Как Зепар оказывается рядом, постичь не в силах, — сидит за рулем, а в следующую секунду уже со мной… на заднем сидении. И даже сама мысль испаряется тотчас. От ужаса, неожиданности, паники… Закричать не получается — рот поглощен жадным поцелуем. Грубым, наглым, безапелляционным. Подаюсь напору — убита наповал — ведь вмиг лежу, подмятая под Андрея. Дерзкими манерами ощупываюсь, тискаюсь, оголяюсь с такой прытью, что и ветру не угнаться. На место онемению и безропотному повиновению приходит бешенство и ярость. Изворачиваюсь, брыкаюсь, царапаюсь…

О боже! Его не сдвинуть! Не прошибаем… Продолжает усердно раздевать — ткань трещит, мне все свободней. Противно, голо… жарко?.. Позор! Тело болит… горит… Требует?.. Какой-то бред! Я не мазохиста! Не хочу насилия, внезапности, грубости… Жду благородного, галантного принца с великосветскими манерами! Изящного, чуткого, нежного… Что делать?..

Гнев не усмиряется. Пихаю, что есть сил — Андрей, не прекращает, да и вообще, точно не замечает сопротивления. Укусить не получается, проворный язык с такой агрессией изучает мой рот, что нелепую попытку сомкнуть челюсть выкидываю из головы.

Кричу изо всех сип… Черт! Не кричу — стону! Не отталкиваю — прижимаю. Не царапаюсь — ласкаю. Не бью — судорожно обвиваю и руками, и ногами, будто ядовитый плющ цепкими вьюнками стену. Не брыкаюсь — выгибаюсь. Не от него — навстречу! Судьбе? Беде? Жизни? Смерти… Он — моя погибель! Хочу его. Темного принца, демона ночи из треклятого сна! С завышенным самомнением, черствым характером, грешным телом, сумеречной душой, черным сердцем… Все пороки, которые не приемлю, сочетаются в Андрее и именно ему жажду принадлежать. Искусителю, властителю, поработителю… Доводящему до безумной ревности; грани, лопнувшего терпения; страсти испепеляющей точно пламя щепку. Так долго меня истязавшему: не бравшему, когда тряслась от похоти, сгорала от желания.