Открыть глаза не могу — в плену рафинированной неги, заставляющей сердце скакать будто козел по горам; душу — разрываться от счастья; тело — требовать большего. Заражаюсь вирусом, неизлечимой болезнью под названием Зепар. Он — мой яд и противоядие в одном флаконе, мой храбрый спаситель — безжалостный палач.
Спаси — убей!
Поцелуй высасывает остатки жизни — кислород перекрыт, воздуха глотнуть не могу. Задыхаюсь, в голове мутнеет, плывет, сознание уходит. В жарком, липком поту… Уже обнажена, он тоже. Как успеваем — ума не приложу, да и плевать на мелочь! Тела без нежности трутся друг о друга, но как же томительно больно. Ощущаю его желание: крепкое, горячее, твердое. Хочу его! Черт! Он, правда, демон! Я в Аду!.. Горю изнутри.
Затуши пламя! Спаси…
Отрывается на миг, дает судорожно глотнуть воздуха. Нависает горой — оторваться не могу от полных мрака глаз. Пленят, зовут… тону… Как назло, секунду медлит, сжимает мои бедра, приподнимает.
Сил терпеть нет больше — бери немедля!
Со стоном рвусь к нему… Он с диким рыком мне навстречу.
Спешим утолить зов похоти: безумной, жесткой, грубой. Рывком входит, чуть не теряю сознание, и без того стремящееся ускользнуть. Прогибаюсь, позволяя войти глубже. Оно! Вот то, что хотела! Ощущение полноты, единства… Дрожу от каждого толчка, подчиняюсь нарастающему темпу. Приливы все мощнее, чаще! О, нет, я не хочу взлетать одна…
Расстройство улетучивается под напором оргазма. По телу несется цунами! «Подбрасывает» так высоко, будто зависаю в невесомости… О боже! Как же… хорошо…
Жар медленно угасает, а что еще приятней… Андрей со мной, на мне, во мне… Останавливается резким толчком и содрогается, не сдерживая протяжного рыка.
Силюсь открыть глаза — получается не с первой попытки. Зепар шумно дышит в мой висок — жаром опаляет кожу, но если посмеет встать — убью! Сама неровно дышу, все еще трясусь от наслаждения. Тяжести не испытываю… Ловлю себя на том, что крепко держу Андрея руками и ногами — обвиваю торс, цепляюсь за плечи. Реальность едкой правдой возвращает к настоящему. Что же я наделала? Как могла?! Какой позор!.. Отдалась мерзкому хаму, столько недель издевающемуся надо мной! И где?!. На заднем сидении машины! А как?!. С пылом, жаром… Тела до сих пор липкие. Окна запотевшие…
Ужас! Если кто видел? Прикусываю губу — от стыда умереть хочется! Что за дикий выброс феромонов? Почему не отказала? Как позволила…
Нервно сглатываю во рту сухость. На место приятности приходит неудобство и смущение. Пламя угасает, по коже бегут ледяные мурашки. Теперь уже потряхивает от холода. Андрей чуть отстраняется, глаза с поволокой удовлетворения. Изучает пристально, задумчиво, будто вчитывается в мои мысли.
Отвожу взгляд — не ройся в моей голове, сама себе противна. К тому же если прочитаю, что-то подобное в его глазах — умру!
Андрей заставляет вновь посмотреть на него — нежно придерживает за подбородок и поворачивает к себе:
— Только посмей сказать, что жалеешь, — угрожает с хрипотцой. — Накажу!
На секунду теряюсь. Глупо моргаю. Открываю рот, но затыкаюсь, услышав:
— Запомни, никогда не смей мне врать! Клянусь, накажу!.. — повтор звучит таинственно обещающе-зловеще. — Сейчас как ни в чем не бывало одеваемся и идем домой, — разжевывает точно я слабоумная. Ответить не решаюсь — киваю. Зепар неспешно встает и только теперь понимаю, насколько он чудовищно тяжел… а еще горяч — меня сковывает от холода. Зубы против воли стучат тихую дробь. Подняться не могу — «вплющена» в сидение. Радует, что хоть не в голое. Подо мной одежда! Хм… так вот почему не испытывала боли — ведь при трении кожи о кожу сидения, не самые приятные ощущения. Андрей нетороплив. Одевается с ленцой удовлетворенного самца. Пуловер, джинсы… без «боксеров». Их кидает мне:
— Вытрись, а то я забылся немного…
Снова торопею.
Гад… Даже не помогает подняться. Кости ломит, ноги не слушаются, руки точно не мои. Скрепя зубами, придерживаюсь за спинку, сажусь. Пальчиками беру трусы Зепара. Смотрю… Хм… Почему на душе становится еще гаже?.. Развить мысль не успеваю.
— Нравятся трусы? — обувается Андрей, изредка бросая на меня взгляд. — Хочешь примерить?
— Ты… — наконец удается разлепить онемевший, саднящий от насильственных поцелуев рот. — Омерзителен… — облизываю пересохшие губы. — У меня нет слов, чтобы выразить все чувства, которые к тебе испытываю…
— Мы сейчас говорили о «боксерах», а не обо мне и твоих чувствах… — бесцеремонно перебивает Андрей, и словно не замечая нарастающей во мне злобы, с убийственным цинизмом, выходит из машины. Но перед тем, как громко захлопнуть за собой дверь, бросает: — И заканчивай лицемерить. Сними с груди перстень муженька, а то степень твоей двуличности из начальной перетекает в болезненно-неизлечимую. — Вздрагиваю, как от затрещины, и тотчас по щекам текут слезы. Стискиваю в кулак печатку Вадима, она жжет, словно раскалена.
Сволочь! Подонок! Как смеет такое говорить?!. Я не лживая..
Если только немного…
Черт! Если и так — не его ума дело!