Я знала, что ничто из увиденного мной не могло действительно существовать на дне ямы. Это должно быть какое-то Барьерное изображение. Блэк смотрел вниз, переплетая его физическое и экстрасенсорное зрение, сплавляя два мира.
Эти драконы — не настоящие драконы. Я знала, что они обязаны находиться в Барьере.
Но мой разум задавался вопросом, делало ли это их менее реальными?
Я все равно прислушалась, сосредоточившись изо всех сил, пока сердце гулко колотилось в груди. Я сосредоточила каждую часть своего разума, пытаясь услышать драконов, говоривших через него… но я не могла слышать ничего, что напоминало бы слова. Несколько раз я слышала шипение, но думала, что это всего лишь раскалённые, расплавленные камни ударяются об обсидиановые стены.
Какое бы соединение ни связывало нас с Блэком через тёмный огонь его света, у него имелись свои лимиты.
Я нахмурилась, ощутив его присутствие в нитях, связывавших меня и Блэка.
Я уставилась в темноту этого присутствия.
Я чувствовала его в той темной воронке света.
Моё сердце тяжелее заколотилось в груди, оглушая меня. Оно билось громче пульсирующего гудения огненной ямы, в которую Блэк смотрел всего в нескольких ярдах от меня. Оно билось громче шипения расплавленного камня — шипения, которое теперь как будто доносилось от рептилий.
Я не понимала слова Корека. Я ничего не понимала, и все же какой-то фрагмент сказанного им все равно казался правдивым.
Присутствие уже меркло, угасало.
Мой страх превратился в злость.
Но присутствие начало разделяться.
Оно рассеивалось вокруг меня, как запах, уносимый ветром.
Когда я мрачновато покосилась на Блэка, тяжело дыша от жары, он все ещё пристально смотрел в огненную яму. Как и прежде, когда мы были одни в том бунгало и в океане, он, похоже, не слышал Корека. Похоже, он не слышал, как я говорила с Кореком.
По правде говоря, это начинало немного пугать меня.
Я начинала задаваться вопросом, нет ли у меня слуховых галлюцинаций, типа какой-то латентной шизофрении, которая развилась у меня на фоне событий последних лет. Эта мысль приводила меня в ужас, и не только потому, что она заставляла усомниться во всем — во всем, чем я считала себя, Блэка, дядю Чарльза, своего отца.
Это заставляло меня задаваться вопросом, не было ли все это слишком безумным, чтобы быть правдой.
Должно быть, Блэк это услышал.