Когда молчание затянулось, Наоко почувствовал, что его грудь сдавило уже в другой манере. Он уставился на вампира почти в неверии, наблюдая, как другой открыто оценивает его реакции по мере того, как в его разум просачивается понимание. Наоко посмотрел на женщину, затем обратно на Дориана.
Он говорил о том, чтобы трахнуть её? Или трахнуть его?
Или трахнуть их обоих?
Он почти уверен, что знал ответ и на этот вопрос.
Однако опять-таки, он не знал,
Но как только он осознал это, информация странным образом ударила по нему, скорее сбивая с толку, нежели вызывая отвращение или даже пугая.
Он знал, что вампиры фактически бисексуальны.
Судя по тому, что он заметил, они все такие… что не так уж отличалось от видящих, если верить его познаниям и словам Мири. Она сообщила ему практически будничным тоном, что Блэк был с мужчинами. Очевидно, Блэк много раз был с мужчинами, хотя это по большей части происходило на Старой Земле и, возможно, не по обоюдному согласию.
В то время эта информация удивила Наоко.
Возможно, она даже шокировала его, учитывая то, как он воспринимал Блэка — хотя Наоко как человек не особенно был гомофобом. Большую часть жизни, пока он рос в Сан-Франциско, у него были друзья-геи.
У него были геи-соседи по комнате, геи-начальники, геи-коллеги, геи-одноклассники.
Блэк удивил его сильнее, потому что…
Ну, потому что это Блэк.
Теперь же Наоко реагировал на бисексуальность Блэка лишь пожатием плеч.
Будучи человеком, Наоко говорил себе, что эти отличия мало значат для него. Теперь они по-настоящему значили для него ещё меньше.
И всё же он ничего не знал об этом.
Он также не знал, что это означало для него.
Теперь он более бисексуален просто потому, что его обратили? Он начнёт искать этого, жаждать этого, как он жаждал женщин? Или это проявится просто как безразличие? Он просто перестанет заботиться о том, какого пола его партнёры по сексу?
Он начнёт замечать мужчин так, как замечал женщин?
Странная мысль.
Этот вампир вообще делал ему непристойное положение?
Или просто сообщал о новом положении дел?
Как бы ни выбивали его из колеи возможности, вызванные молчанием Дориана, намёки, которые Наоко читал в этом молчании, а также то, что это могло значить лично для него, он невольно подумал об этом в свете его заточения.
В основном он думал о том, как может использовать это себе на руку.
Если он нравился Дориану, даст ли это ему власть над вампиром?
Дориан рассмеялся, застав его врасплох.
Подняв взгляд, Наоко увидел, что другой вампир понимающе улыбается ему. Словно он увидел тот самый момент, когда разум Наоко переключился с шока на стратегическую оценку.
— Не дурачь себя мыслью, что ты можешь воспользоваться этой возможностью и опять свернуть мне шею, Наоко.
Наоко напрягся, инстинктивно стиснув решётки клетки.
Дориан лишь улыбнулся, поразив его
— …Как бы я ни увлёкся моментом, я бы на твоём месте не стал даже пытаться, — весело предупредил он. — Ты один раз застал меня врасплох. Не ожидай, что это повторится… по крайней мере, не в ближайшее время. Теперь я знаю о тебе больше.
Наоко фыркнул.
Он осознал, что всё ещё настороженно смотрит на старшего вампира.
Он не мог определиться, то ли он должен быть испуган, заинтригован, возбуждён или просто выбит из колеи.
Дориан, похоже, позволил ему самому решить в этом вопросе.
— Ты готов выйти из клетки, Наоко? — спросил Дориан.
После секундного колебания Наоко кивнул.
— Готов, — сказал он.
Глава 12
Открыть дверь пинком
Наоко был голоден.
Не просто голоден… он
Он, бл*дь, умирал от голода.
Его рот опустился к обнажённой шее под ним, но он не успел даже поцеловать её поверхностью своих губ…
Вампир стиснул его плечо, сдерживая его.
Пальцы другой руки зарылись в волосы Наоко, отстраняя его ещё сильнее, не давая ещё раз укусить лежавшую под ним женщину. Уставившись на эту пульсирующую, выступающую вену, прямо на самую толстую её часть, чуть выше следов укусов, которые он оставил на ней ранее, Наоко издал низкий стон, зародившийся в груди раздражённым и наполовину умоляющим молчанием.
Дориан оставался непоколебим.
— Ты получишь больше через минуту, Наоко. Успокойся.
Наоко издал очередной невольный рык.
Это не был полноценный протест, но очень близко к нему.
Как минимум, это была мягко озвученная жалоба.
Отвлекая свой разум от крови, от кричащей нужды, исходившей из его горла и клыков, он вместо этого двинул нижней частью туловища, вгоняя свой член в женщину. Она ахнула, когда он грубо вошёл глубже, приподняла бедра, чтобы встретить его, сжала руками его талию. Её ноги обхватили его туловище, обвили его ноги, затем стиснули ещё крепче, когда он вновь вдолбился в неё.
Она издала тихий стон, побуждая его войти ещё глубже на французском.
Её светлые глаза смотрели на него, умоляя.
Выражение, которое он видел там, усиливало голод в его груди и горле.