Наконец мотор заглох, и «Рафик» остановился. Сашка отпер дверцу, слегка толкнув при этом сестру, и выпрыгнул наружу. Светка неуклюже покачнулась, отступила и, после секундной заминки, бросилась брату на шею.
Вздохнув, и я открыл свою дверцу и тоже полез наружу.
Журналисты уже были тут, возле обгоревших домов. У одного их них была аппаратура для съемки, а у другого — микрофон.
— У нас раненые, — говорила одна женщина. — Обгорели во время пожара. А кого-то ранило при взрыве.
— А был взрыв?
— Еще какой.
— Зачем ты их привез, — спросил я, сжав Сашке локоть.
— Кого, — не сразу понял он.
— Да этих писак.
— Они тележурналисты. У них своя программа на местном канале.
— Ну и что.
— А что, по-твоему, я должен был один ехать? Откуда я знал, что тут происходит, — он полуобернулся ко мне, продолжая прижимать к себе свою сестру.
— Сережа, — Светка оторвалась от брата и шагнула ко мне. — Ты ради меня? Сережа!
Она, конечно, при брате не повисла у меня на шее, но, обхватив обеими руками мое плечо, прижалась ко мне всем телом., чуть вздрагивая и покачиваясь.
— Спасибо, Сережа, спасибо.
А журналисты, тем временем входили то в один дом, то в другой. Некоторые жильцы сторонились их, а некоторые, наоборот, старались все время попасть в объектив и даже определили сами себя в бесплатные чичероне. Чтобы не попадаться им на глаза, я залез в микроавтобус. Светка и ее брат последовали за мной. Мы мирно беседовали, и девушка прижималась ко мне все ближе и ближе.
— Эй, — приоткрыв дверцу, в салон заглянул Жора. — Серега, выйди на минутку.
Я повиновался, чувствуя каверзу.
— Покажи, где тебя приковали, — невинно попросил он.
Я удивленно взглянул на него, но он не стал дожидаться ответа, неожиданно протянул руку к моей куртки и, резко дернув вниз бегунок молнии, просунул руку к ремню. Я пошатнулся, но он нащупал уже обмотанную вокруг меня цепь. Впрочем, он тут же выпустил ее из рук, и я застыл, стоя в двух шагах от него, со свисающей с пояса толстой собачьей цепью.
— Слушай, да что ты в самом деле… — начал он.
— Какого хрена ты лапаешь меня!
— Подожди, но я…
— Не лезь, понятно.
— Можно подумать, ты — Зёма, упитая в хлам. Что на тебя нашло?
И правда, не мог же я сказать им, что за всем этим скрывается денежный мешок.
— Ну-ка, расслабься. И давай, договоримся: я не знаю и не хочу знать, что они делали с тобой, когда ты сидел на цепи, понимаешь. Я только хочу снять тебя вместе с цепь. Ну, если не хочешь, по грудь, без лица. Согласен? Замётано. Ты только расскажешь в микрофон все, что считаешь нужным. Давай, Гоша, поехали, — Жорик отступил, и Игорь, оказавшийся за его спиной, включил портативную кинокамеру.
— Расскажи, как все было. Тебя посадили в подвал…
— Да, — начал я, перебивая его, чтобы скорее отвязаться. — И приковали цепью.
Тут Жора сделал жест, показывая на мой пояс, и я, поняв, приподнял рукой цепь.
— И долго ты просидел там?
— Не знаю. Но не мало. Кольцо в стене, к которому крепилась цепь, проржавело, и я выдернул его.
— А потом ты бежал?
— Ну да. Дверь они не заперли, я ночью и ушел.
Я начал нервничать, потому что продолжать не хотел, и Жора понял это.
— Все, пошли, снимем еще раз подвал, потом смонтируем в одно целое.
Меня оставили в покое, и я с облегчением снова залез в «Рафик». Сашка сидел там, прижимая к себе сестренку, и я сел напротив их на одиночном сидении.
— Надо снять с тебя пояс, — сказал он, как только я захлопнул за собой дверцу. — Ну-ка, покажи.
Я расстегнул молнию и распахнул куртку.
— Ого, как обруч на бочке. Крепко сделано, надо чем-то поддеть. Сейчас, погоди.
И он, встав, полез к шоферскому сидению.
Пока он пыхтел над моим поясом, дверцу с наружи открыли и оба журналиста залезли в микроавтобус, таща с собой свою аппаратуру.
— Все, я в отпаде, — выдохнул Игорь и, отдуваясь, повалился на боковое сидение с видом смертельно уставшего человека.
— А кто возьмет сумку, я что ли? — возмутился Жора.
— Е-моё, так и сгоришь на работе. Слышь, а от работы ведь кони дохнут.
— Ты не конь, а оператор. Бери сумку и не выпадай в осадок, — Жора отвернулся от него и наклонился над Головиным, едва не касаясь меня своими длинными волосами. — Помочь?
— Попробуй потянуть.
— Хорошо упаковали. А ты давай, шурши над сумкой. Если что упадет, башку оторву.
— Есть, босс.
Но Жора не ответил, и Игорь, пыхтя, начал трудиться.
Сашка Головин весь напрягся, работая кусачками. Я морщился, потому что металлический обруч впивался мне в спину.
— Больно? — участливо спросил Жора и тут же добавил, словно бы на ту же тему. — Я ты кто тут по жизни: жилец или апостол?
Я удивленно посмотрел на него, отметив про себя, что не я один назвал этих парней апостолами, и с ходу ответил:
— Спартак.
— Ого.
И вот мы возвращались. У терпеливого гаишника я забрал свой мотоцикл, распрощался с Головиным и обоими журналистами и двинулся домой, но прежде съездил в роддом, купил Насте и малышу лекарства, а потом снова навестил своего друга Борьку и поручил ему заботу о «Яве». К тому же и бензин в баке кончился, и я последние метры вел мотоцикл за руль.