Чёрные руины

Задача оказалась легче, едва она снова вспомнила свою придумку о том, что он рыцарь в сияющих доспехах, вернувшийся домой после страшной битвы с драконом или с последней битвы с врагами, защищая свою родину, свой замок, своих людей, которые на него надеются. Он покрыт боевыми шрамами, но они лишь доказательство его смелости и упорства в достижении цели. Хотя… зачем ей эта задумка. Он ведь… И шрамов она его не замечала никогда — не Риналия, которая смотрит в сторону, разговаривая с ним. Разве что Марина жалела, что они и впрямь ему мешают, хоть с ними он и выглядит как потрёпанный в битве воин… И даже маленький шрам, раздвоивший его нижнюю губу, выглядел притягательным.

Поэтому Марина шагнула к нему, положила руки на его плечи, пользуясь тем, что он ошарашен уже первым её шагом. И, пока он с недоумением и вынужденно смотрел на неё сверху вниз, девушка, привстав на цыпочках, потянулась к его рту. Она успела заметить, как шевельнулись, хмурясь, его белые брови, испугалась, что отодвинет, и ещё крепче прижалась к нему…

У этих губ, сухих и мягких, терпкий вкус упрямства. Марину что-то на подсознательном уровне изумило, и она прихватила своим ртом и его верхнюю губу, пробуя её (а он и сам склоняется к ней? Поэтому она сумела дотянуться?). Потом она почувствовала его ладонь у себя на спине… Глаза всё ещё удивлённые — и близко-близко над нею… Потом поняла, что его рука на её спине — это опора, и с облегчением подняла ладонь, другую — погладить его по неровной коже лица, одновременно уже ощущая чувственный отклик его рта, вдыхая его тёплую сдержанность и плывя в странном тумане… Потом какое-то движение, которого она не поняла, но целовать его стало легче и вкусней. А ещё стало легче гладить его ладонями по лицу, пальчиками где шаловливо, а где всерьёз пытаясь разгладить порезы или утишить боль из-за них, хотя она знала, что они неболезненны… И вообще, она теперь чувствовала, как раскрывается сама под его напором, в том странном томительном состоянии, которое можно назвать только одним тёплым: «Я принимаю тебя…» Она не сводила взгляда с его глаз, которые вдруг колдовски потемнели, волнуясь непроницаемой синью, и жёстко держали её под странным контролем, который она, почуяв, старалась — правда, легкомысленно, пересилить, хоть и не понимала — как. И эти глаза заставляли её счастливо улыбаться, несмотря на то что теперь его губы жадно и ненасытно сминали её рот и улыбку своим напором, как будто доказывали: «Моё, моё… Для меня…»

Внезапный холодок отсутствия.

— Хватит… — издалека выдохнул он ей в рот.

Она чуть не расплакалась: почему он, такой тёплый и сильный, отодвинулся?! И крепче сжала руки вокруг его шеи, прижавшись к нему, будто он объявил, что уходит, бросая её прямо сейчас…

И пришла в себя, с ужасом осознавая, что сидит на его ладони, обхватив его талию ногами. И уже хочется спрыгнуть, но… пошевелиться на этой ладони!..

— Прости… — бессвязно забормотала она ему в ухо еле слышным шёпотом. — Я не подумала… Пожалуйста, прости… Я не думала, что так…

Он сам осторожно ссадил её с себя, поставив на ноги, будто догадался о той неловкости, которую она сейчас в смятении чувствовала. Марина страшно боялась на него смотреть. Но её так тянуло увидеть его лицо впервые очень близко, что она снова не удержалась и подняла глаза.

— Ты понимаешь, что ты делаешь? — задыхаясь, спросил он, странно держа руки по швам. — Нет, — медленно покачал он головой, глядя на неё и облизывая пересохшие от горячего дыхания губы. — Тебя не предупреждали, не так ли?

— Я понимаю только одно, — прошептала Марина, не отрывая глаз от его губ, и он, поневоле склонивший к ней голову, чтобы расслышать шёпот, сам уставился на её рот. — Я целовала мужчину, который мне нравится. Очень.

— Я успокоюсь и приду, — серьёзно сказал он, снова глядя сверху вниз.

— Приходи, — прошептала она, метнув взгляд на общую комнату.

— Ты не понимаешь, — повторил он, вздохнув, уже явно успокоившись и глядя на неё с какой-то странной досадой и даже сердито — она теперь всё замечала в неправильных движениях его лица, даже испорченных порезами. — Я приду объяснить, почему нельзя с ведуном так… Ты всё испортишь, если до объяснения снова…

Он сглотнул, не договорив. А сам смотрел на её рот…

У-у… Жадина… Собака на сене…

Марина всем телом подалась к нему, поднимая руку…

Пристукнув каблуками ботинок, как солдат, он резко развернулся и вышел.

Оставив её, обиженную. Негодующую, что оставил. Обозлённую, что оставил.

Мгновения пустоты вокруг.

— Штормит… — шмыгнув носом, пробормотала она, машинально вспомнив любимую присказку из старенького мультика своего детства. — Баллов семь.

И неожиданно — нервно расхохоталась. До слёз.

Бедненький Шторм! Он прятался в её апартаментах от Риналии! Где теперь ему прятаться ещё и от неё, от Марины?!

А когда успокоилась — сообразила, почему он не хочет избавляться от шрамов. Всё дело в Риналии. Она брезгует им, изуродованным. И достаёт уже не так активно.