Чёрные руины

— Идите играть в большую комнату, — предложила девушка. — Я что — зря открыла вам дверь? Идите-идите!

И выложила книги на стол. Пока зверьки, попискивая, скакали уже по большой комнате, Марина вдруг застыла взглядом на учебном столе. «А нужно ли? Может, всё впустую? И эти только теоретические знания мне никогда не пригодятся? Но я уже практически кое-что умею. Огонь зажигать — у меня получается. Бросать комочки силы — особенно, если передо мной такая соблазнительная мишень, как Шторм, — тоже. Так что же не так? Почему я дёргаюсь и психую?» Она тревожно сдвинула брови, пытаясь понять себя и своё состояние, в котором она и правда мечется из стороны в сторону.

«Адреналин! — мрачно решила она. — И больше ничего! Адреналин меня поджигает, как подумаю о том, что было. Как подумаю о том, что будет… Поэтому и делать ничего не могу, а только жду, пока ситуация разрешится…»

Сообразив таким образом, что не так, девушка выдохнула и уселась на стул перед учебным столом. Просмотрела конспекты… Снова забылась, думая о том, что предстоит.

— Трудно об этом думать, — прошептала она. — Если бы знать, что пригодиться…

Она старательно не думала о том, что сделают с нею преподаватели. Пыталась вчитываться в строки собственного почерка. Пыталась вникнуть в записи.

И стук во входную дверь апартаментов восприняла как благодать. Помчалась так, как в своём мире бегала на звонок стационарного телефона в родительской квартире.

Запыхавшись, открыла дверь.

— Это правда, что ты стала женщиной Рассветного Шторма? — ледяным тоном спросила Риналия.

Марина молча смотрела на неё, постепенно наполняясь огнём раздражённого гнева.

— Ведунки любят перетряхивать личное бельё всех и вся? — тем же тоном ответила она вопросом на вопрос. — Зачем ты спрашиваешь, Риналия? Или ты не ждёшь ответа, а хочешь сунуть нос в наши простыни? Хочешь, чтобы я проводила тебя к своей кровати и подняла одеяло?

— Ты не смеешь со мной так говорить! — выплюнула та.

— Смею, — резко ответила Марина. — Ты сама сказала, что я женщина Шторма. Теперь мы на равных. Если ты только, как любопытная и склочная плебейка, не будешь лезть в чужие дела.

«Плебейку» Марина вспомнила не просто так: словечко, произнесённое Риналией, когда она появилась в академии, до сих пор сидело в душе, как заноза. Девушка понимала, что, по сути, поступает ничем не лучше ведунки, но перебороть себя не могла. Обида всколыхнулась, едва Риналия открыла рот со своим дурацким вопросом. Таким образом она могла допрашивать свою служанку, но не однокурсницу.

— Извинись передо мной! — потребовала Риналия. — Я из добропорядочного рода — и выслушивать твои безнаказанные дерзости не желаю!

Она стояла в шаге от порога.

Марина, не шевелясь: работали только пальцы правой руки, — слепила силовой снежок, «подожгла» его и швырнула в ноги ведунке.

Риналия завизжала, закрыв лицо руками и отпрыгнув подальше от огня, взорвавшегося так близко к ней, что высокий язык пламени чуть не лизнул её подбородок.

Подняв руку, Марина медленно опустила её открытой ладонью над огнём. Постепенно опускалась рука — постепенно снижался магический огонь, пока покорно не угас. От него-то и тепла не было.

— Не хочу извиняться. Не за что, — равнодушно сказала она всхлипывающей Риналии, плотно прижавшейся к противоположной стене коридора, чтобы не упасть на подрагивающих ногах, и закрыла дверь.

«Похвалилась, да? Тем, что пыталась спрятать? Зато эффективное средство против таких ведунок… Кажется, так было, есть и будет во все времена и среди любых разумных, — вздохнула Марина, — что среди даже самых умных и развитых рас найдутся те, кто будет кичиться родом и богатством. Ну и фиг, если я не выйду замуж за Шторма… — Она остановилась на полпути к учебной комнатке и мрачно решила: — Выйду. И возьмёт меня, как миленький! Но в любом случае он возьмёт меня с приданым — пусть не материальным, а он, кстати, на это и не надеялся. Но с интеллектуальным. Знать только то, что изучают на факультете общего ознакомления, — мне уже точно маловато…»

Пока дошла до комнатки, обнаружила, что душа успокоилась, и теперь, кажется, можно спокойно ожидать, что же предложат ей преподаватели, чтобы использовать её силы и спасти академгородок. Теперь она могла спокойно, по-деловому работать с учебниками. И только раз скользнуло что-то вроде угасающего воспоминания: «Так вот почему я постоянно о комочках своей силы думаю, как о снежках. Стихии — все те, что были в тот момент… Зимой. В солнечный и такой радостный день… Хотелось бы, чтобы этого не произошло? Точного ответа дать не смогу. И жаль той жизни, но в ней не будет Шторма…» Она улыбнулась и снова склонилась над книгой.