Чёрный иней

«Не нравится он мне. Даже сформулировать трудно, чем именно... А ты попробуй. Ну, во-первых, я ни на грош не верю в его измученность и немощность. Он явно бережёт силы. Выжидает, следит за каждым из нас, оценивает... Хитрая сволочь. Дать информацию и выполнять приказы — этот путь он отверг, отказавшись отвечать на мои вопросы. Да и купить жизнь ценой рвения предателя — слишком призрачная перспектива. Он понимает, что шансов у него мало, поэтому попробует использовать малейший. А есть ли такой? Ещё раз обмозгуем последовательность действий. Если мы попробуем сунуться на пост до того, как смена караула выдвинется сюда... Сделать это надо обязательно до того, как они выйдут с базы, минут за пятнадцать, иначе всё будет происходить прямо у них на глазах. Километр между станцией и постом они пробегут быстро, минуты за четыре. Вход к посту находится в небольшой ложбине, значит со станции не просматривается, точнее, плохо просматривается. К счастью, ледник посредине выпуклый, что и мешает наблюдению. Таким образом, весь вход откроется им на полпути, когда они добегут до середины. А что же произойдёт, если мы сунемся раньше? Прежде всего, нарушение распорядка — слишком ранняя смена караула сразу насторожит, потому как это из ряда вон выходяще! Второе — если мы всё-таки попробуем использовать пленного, то неизбежно возникнет вопрос, почему смену ведёт не начальник караула, не разводящий, а именно Айхлер? Все внутри, наверняка, знают, что его куда-то послало начальство, значит, начальником караула он сейчас быть не может — «солдатский телеграф» всегда работает безошибочно. Настороженность возрастёт. Те, что следуют за спиной гауптмана, подозрительно прячут лица... Каждый из этих факторов сам по себе, возможно, не столь уж и значителен, но вместе... Общая обстановка тревожная, драконовский инструктаж караула, все сориентированы на повышенную бдительность... Проще простого связаться с базой по телефону и перепроверить. Всё против нас. А что творится в голове этого гауптмана? В караулке — четверо, вот-вот появятся ещё пятеро. Всё решают мгновения. Где гарантия, что он будет вести себя смирно и не попытается воспользоваться обстоятельствами и выкинуть какой-нибудь фортель? Ведь вполне достаточно нажать на курок. Выстрел, тревога, и всё пошло наперекосяк. Стало быть, использовать этого фашистика рискованней, нежели действовать самим, в открытую. Правильно сделал, что оставил его на старшину и Сиротина у северо-западного входа на ледник... Итак, пять на пять... Это против тех свеженьких, отдохнувших, что примчатся к посту менять своих притомившихся товарищей. А их — четверо. Тяжеловато придётся, но... Жаль, не успели к обеду, всё-таки трое — не пятеро...»

Он опять направил бинокль в сторону станции. До смены караула осталось двадцать минут.

«Только бы нам со старшиной одновременно выйти на объект...»

Они почти не разговаривали, лишь изредка облизывали пересохшие губы и с нетерпением поглядывали то вниз, то на немецкую станцию, примерялись, в который раз прикидывая траекторию прыжка. Рюкзаки оставили на перевале, здесь они им вряд ли понадобятся. Автоматы заброшены за спину и намертво закреплены оттяжками^{35}. Пользоваться ими всё равно нельзя, выстрелы перечеркнули бы весь замысел. А вон и немцы подходят.

Смена бежало быстро. Все были одеты по-полярному, с вещмешками и, что досаднее всего, в касках. К тому же ещё и ременная сбруя, подсумки, оружие. И ударить, сдаётся, некуда... Голыми руками не возьмёшь. Ни по темечку, ни в живот, ни по хребту. В бинокль Щербо ясно видел сосредоточенность на их свежих выбритых лицах. «Отдохнули, арийцы... Значит, заварушка будет серьёзной. Но мы порвём их на части. По-любому! К такой фашистской «матери»!»

Тревога не унималась. Он предостерегающе поднял руку, давая знак бойцам, неподвижно приткнувшимся на небольших выступах скал.

Наконец немцы остановились на утоптанной площадке перед постом и, весело переговариваясь, начали снимать лыжи. Было заметно, что перспектива пробыть сутки в относительном безделье и вдали от начальства радовала их больше, чем суетное и шумное пребывание на станции.

Нехитрая солдатская психология была близка и понятна тому, кто наблюдал за ними и кому предстояло прервать эту привычную и будничную процедуру смены караула. Но ни жалости, ни сочувствия к немцам не было. Они уже почти сутки ничего не ели, давно не спали, а за плечами у них был немыслимый многокилометровый переход через снега и скалы. Перед ними был враг, и этим всё сказано.

После условного стука разводящего, когда дверь начали открывать изнутри, прямо на спины немцев сверху обрушились четверо. Пятым немного погодя прыгнул Щербо. Не потому, что запоздал, это было частью плана. Они умышленно атаковали именно тогда, когда рассмотрев стучавшего в «глазок» часовой начал отворять дверь. Ни раньше, ни позже. Тот, кто открывает, несколько секунд будет отодвигать засовы и никак не сможет принять участие в происходящем снаружи. Правильно выбрав время атаки, они распыляли силы противника, били его по очереди.