Чёрный иней

«Палач», — едва шевеля губами, произнёс Гревер и, резко развернувшись, бросился к своему кабинету.

На полпути из жилого отсека вдруг выпрыгнул красный — едва не сбив его с ног. Он даже успел поднять автомат, но Гревер, отлетевший к противоположной стене, успел выстрелить раньше. То, что происходило за спиной, его уже не интересовало. В душе возникло ощущение лёгкости, несерьёзности всего — боя, экспедиции, жизни. Он даже не успел прислушаться к этому новому ощущению, лишь удивился воспоминанию о том, как его рука импульсивно направила пистолет в лоб Лангера и палец дёрнул за крючок. Он внезапно осознал, что через всё пережитое на поверхность прорвалось решение.

Гревер ощутил, как внезапно заныли зубы.

63

Старшина медленно приходил в сознание. Голова гудела так сильно, что ему казалось, будто он внутри огромного колокола. «И приголубил же меня какой-то фашистик... Едва мозги не вышиб... Почему же не добил? — он насилу открыл глаза. — Где это я?..»

Вспомнил, как рвались из дверей пулемётные трассеры и им с Назаровым пришлось залечь в снег...

— Кто бы мог подумать, что этот вонючий хлев набит такой поганью! — Назаров, сдерживая стон, пытался шутить. — Оказывается, там фашисты.

Вспомнились злость и отчаяние: без гранат не было чем подавить этот чёртов пулемёт.

Старшина бросил тело вправо и пополз, начиная обходной маневр. За спиной стучал назаровский автомат. В поредевшей белой завесе мелькали фигуры своих, атаковавших боковой вход.

Неожиданно слева, прочертив большую дугу и оставляя за собой вихрь белой пыли, на поле боя ворвались накренившиеся нарты, едва державшиеся на полозьях. Их тянули шесть измученных, истерзанных и окровавленных собак, а в нартах угадывалась человеческая фигура, бессильно свесившаяся набок. Сделав резкий поворот на узком пятачке перед бараком, обессиленные псы опрокинули нарты и зарылись в снег. Немец вывалился на вираже и теперь лежал шагах в двадцати от старшины. Он не шевелился. «Откуда их черти принесли? С кем из наших пересеклись их пути?.. Потом выясним... Время, время!..»

И тут старшина увидел, что Назаров, из последних сил, загребая руками снег, ползёт к неподвижному немцу, распластавшемуся возле перевёрнутых нарт. От пулеметчика тоже не укрылось это движение, он сразу перенёс огонь на Назарова, и его тело дёрнулось под струей свинца, прежде чем Назаров успел укрыться за холмом. Старшина начал люто и методично всаживать в черноту распахнутой двери короткие очереди. Замысел друга он не разгадал, но понимал, что тот делает это неспроста. А время уходило.

Назаров тем временем отчаянным прыжком добрался до неподвижного тела и завозился возле немца, пытаясь отцепить гранаты. «Хватит ли у него сил докинуть их до меня? Помирает парень...»

Снег вокруг Назарова обагрился кровью, а сам он всё чаще опускал голову и замирал.

А время истекало.

Старшина бил короткими меткими очередями — в щепки разнеся ступени, порог и дверной косяк, но пулемётчика зацепить никак не удавалось — барак высился на сваях.

Первую гранату Назаров не докинул до старшины лишь на метр, и сразу же вокруг неё взвихрили снег пули. Старшина сокрушенно крякнул и, прежде чем попробовать дотянуться до гранаты, решил дождаться второй. Назаров немного приподнялся, чтобы бросить её, и фашист, ожидавший именно этого, рассёк воздух длинной очередью. Свинцовая струя отбросила его навзничь, и он застыл с вытянутой рукой, в которой была зажата граната, потом начал медленно-медленно опускаться на окровавленный снег.

Старшина мигом подтянул к себе первую гранату и швырнул её в черноту проёма. Огненный смерч подбросил пулемет вместе с обслугой, вдребезги разнеся всё, что три бесконечные минуты было неодолимым препятствием на их пути.

А потом, уже в доме, несмотря на весь опыт и осторожность, он нарвался на сокрушительный удар сзади, и его объяла тьма.

... Он осторожно осмотрелся. Где-то в дальнем конце коридора стрекотали автоматы. «Сколько же я провалялся? Наши давно в середине...» Он подогнул ноги и сел. Преодолевая головокружение, попробовал встать во весь рост. «Вперёд!» Оглянулся на зияющее отверстие, увидел изувеченное тело Назарова и заставил себя идти вперёд.

64

Пленного гауптмана Сиротин втолкнул в первую попавшуюся нишу. Заарканил верёвкой шею и ею же обмотал ноги, перевернув немца на живот. Встретились взглядами. В слезящихся глазах фашиста клубилась ненависть...

Выскочил в коридор. Вдоль стены крался чужой размытый силуэт.

— Батя! Сзади!

Очередь. Командир успел отпрянуть, а немец упал, в упор прошитый пулями. Слева, у открытой двери, — двое. Он нёсся на них, как ошалелый, и видел на их лицах растерянность, хотя он был один. Наверно, вид у него был жутковатым, и от того, что он вызывает такой ужас, самому стало страшно.

Крышка на чердак почему-то оказалась поднятой, и это не понравилось Гаральду. «Кто-то здесь побывал... Только что...» Осторожно попробовал заглянуть вниз, за кромку. «Вроде бы никого... А лестницы нет...» Гаральд прыгнул. За ним Джафар.