Чёрный коршун русской смуты. Исторические очерки

Все это воспринимается как нашими, так и зарубежными исследователями как реальная подготовка к восстанию против большевистской партии.

Думаю, в таком подходе существует некоторая традиционная заданность и привычная с советских времен тенденциозность.

Давайте же наконец-то обратим внимание на слова Марии Спиридоновой, прямо заявленные в том же Протоколе заседания ЦК ПЛСР от 24 июня:

«Мы рассматриваем свои действия как борьбу против настоящей политики Совета Народных Комиссаров (т. е. Правительства – Прим. автора) и ни в коем случае как борьбу против большевиков.

Однако, ввиду того, что со стороны последних возможны агрессивные действия против нашей партии, постановлено в таком случае прибегнуть к вооруженной обороне занятых позиций».

Подчеркиваю: «к вооруженной обороне», а не к вооруженному восстанию. То есть, левые эсеры не собирались наступать, они желали лишь обороняться.

Полагаю, и это очень важно: Троцкий, Дзержинский и Свердлов очень грамотно и своевременно воспользовались словесной казуистикой, и сами первыми пошли в наступление, очень верно выбрав момент.

Если внимательно вглядеться в обстановку тех дней, нетрудно увидеть: левые эсеры их громкой трескотней страшно подставились. Они открыто, на весь мир заявили, что будут убивать немецких граждан, чтобы сорвать Брестский мир и начали готовить для этого силы и оружие. Я представляю нежданную радость и Ленина, и Троцкого, и Дзержинского, и Свердлова: вот он вожделенный, долгожданный момент для расправы с давними закадычными врагами большевиков – эсерами, никчемными фразерами с их глупыми требованиями, с их отрицанием красного террора, с их опорой на серую, бестолковую крестьянскую массу, с их надменным выпячиванием своей якобы ведущей роли как старейшей социалистической партии России.

Теперь они опять прибегают к излюбленной бессмысленной тактике индивидуального террора, с которой можно и не считаться. Они так и не поняли, что террором нельзя победить, террором можно лишь спастись от возмездия. И чем кровавее террор, там легче спастись. Свердлов потирал руки и ехидно распевал: «Так хочется расцеловать эту страшилу Спиридонову». И смачно сплевывал в сторону.

Из этого протокола совсем не следовало, что эсеры вот-вот собираются наступать. Проглядывало, что это пустая декларация, плюс реальное желание отгородиться от большевиков штыками и уже вооруженными поджидать агрессии от них. Полагаю, у них были на это основания.

Думаю также, что у левых эсеров на тот момент хватало чувства реальности и понимания бессмысленности любых наступательных действий против правящей партии: и армия и карательные органы были у большевиков, а не у них. Еще никогда и нигде восставшая толпа не победила регулярную армию, обученную и хорошо вооруженную.

В общем и целом, по здравом размышлении получается, что тот протокол ЦК партии левых эсеров от 24 июня 1918 года больше был нужен большевикам, а не эсерам. И по странному стечению обстоятельств появился он на свет именно в тот момент, когда Ленину, Троцкому и Свердлову как воздух нужны были основания для разгрома ненавистных конкурентов.

Кстати, это еще одна загадка того нелепейшего «мятежа». К ней мы еще вернемся.

Так или иначе, ЦК левых эсеров высказало много лишнего, и из этого можно было шить любую рубашку.

Первое лицо государства сказало: надо воспользоваться моментом и эсеров опередить. Надо сделать так, чтобы их рядом с нами больше не было. И исполнители взялись за дело.

Дальнейшие события разворачивались в следующем порядке.

После покушения на Мирбаха его убийцы Блюмкин и Андреев спрятались в чекистском боевом отряде, которым командовал бывший матрос Балтийского флота, член Коллегии ВЧК Дмитрий Попов. При этом Блюмкин, получивший во время покушения травму ноги и нуждавшийся в лечении, был помещен в санчасть этого отряда. Там он находился под другой фамилией.

Тем временем никаких событий больше не происходило. Никто из эсеров ни в отряде Попова, ни в Москве не начинал каких-либо боевых действий.

Так продолжалось, пока в этот отряд не прибыл Председатель ВЧК Феликс Дзержинский. Он начал создавать обстановку паники, тревоги и нервозности, требовал выдачи Блюмкина и Андреева, грозил всем арестами и расстрелами, утверждал, что за голову Мирбаха со стороны левых эсеров будет принесена «искупительная жертва» и т. д.

Попов и его подчиненные какое-то время терпеливо переносили эти угрозы, а затем Дзержинского, Лациса и еще нескольких товарищей разместили под охраной в одном из помещений.

Надо отметить, что с задержанными обходились учтиво и через непродолжительное время вообще отпустили. При этом положительную роль сыграли эсеровские руководители Вячеслав Александрович и Юрий Саблин, просившие солдат никого не трогать.

Не преминем напомнить, что Александрович и Саблин, в равной степени ничего преступного не совершившие, были наказаны, мягко говоря, не одинаково. Саблин был амнистирован, а Александрович по приказу Дзержинского – расстрелян. Но об этом немного позже.