Чёрный нефрит [СИ]

— Бедная, бедная душа, — Вэй Юн невольно усмехнулась и быстро заморгала, стряхивая накатившие слёзы с ресниц, — из всех матерей, у которых ты могла родиться вновь, тебе досталась именно я. Да ещё так не вовремя.

Теперь, когда никого не было рядом, она закрыла глаза и сосредоточилась на потоках энергии ци, протекающих сквозь тело. Вэй Ан Ю исследовала себя, как прежде, когда случалось направлять духовные силы на исцеление внутреннего перелома или кровотечения. Если погрузиться в это состояние достаточно глубоко, отрешиться от внешнего мира — услышишь ток собственной крови, плавный, точно шум быстрой реки, и стук сердца вдруг покажется громким, точно ритмичные удары по барабану.

Да, в знакомой музыке действительно что-то переменилось, пока робкое, едва уловимое — и Вэй Юн поняла, что именно.

Подставляя лицо прохладному ветерку, та, кого называли Старейшиной И Лин, слушала, как бьются в ней два сердца.

Осколки того, что осталось от нас: когда разгорелся огонь

На всём пути Цзян Чен почти не встретил живых: лишь изувеченные тела не единожды убитых и вновь оживлённых, лишь равнодушные белые глаза. Мертвецы не двигались, лишь колыхались на ветру их волосы и полы одежд; одна трель зловещей флейты, и они тотчас кинутся в бой. Те немногие, что осмелились взглянуть на прибывшего, смотрели издалека, из-за спин мертвецов; только одна старуха, по дряхлости, очевидно, не боящаяся смерти, робко поприветствовала его и попросила не слишком утруждать «госпожу Вэй», которой и без того «трудно приходится». Цзян Чен не удостоил её ответом, лишь отстранил с пути.

Он пришёл поговорить с Вэй Ан Ю, а не с ними.

Его ждали на пороге дома. Похоже, ей нездоровилось — бледная, непривычно серьёзная и сосредоточенная, Вэй Ан Ю смотрела на него без особого выражения. Они не виделись почти год, но она, как будто подозревая, зачем к ней явились, не выказывала ни радости, ни даже интереса. Подумалось, что она и сама смахивает на мертвеца: Цзян Чен передёрнулся. Задерживаться здесь не хотелось, и потому он заговорил:

— Ты покинула Пристань Лотоса без моего дозволения. Ты в лицо оскорбила главу ордена Лань Лин Цзинь; наконец, ты убила нескольких членов его ордена и увела с собой военнопленных…

— И зачем же ты пришёл, шиди? Зачитать мне приговор?

Всю жизнь Вэй Юн обращалась к нему именно так, но сейчас внутри полыхнуло: как смеет она делать вид, что ничего не случилось, что бегство её, убийство надсмотрщиков, воскрешение мёртвых не стоит и выеденного яйца?! Кровь ударила в голову, и громче, чем прежде, Цзян Чен воскликнул:

— Сколько ещё мне защищать тебя перед другими орденами? Думаешь, о тебе просто забудут? Позволят творить, что вздумается?

— Я не спрашиваю их разрешения, как и твоего. Назови меня преступницей, изгони — и тебе не придётся держать за меня ответ. Давно бы следовало так и поступить.

Как можно оставаться равнодушной, будто речь идёт о детской склоке, а не о настоящей угрозе?! И неужто и на минуту она не задумалась, что он не желает ей смерти, как многие теперь, что хочет лишь увести с опасной тропы, пусть даже придётся действовать силой?

— Ты приговоришь себя — ради чего?! За них? За ублюдков из клана Вэнь? Если бы ты выдала их на суд — тебя никто бы не стал преследовать!

— За женщин, детей и стариков, — поправила Вэй Ан Ю, как будто это что-то меняло.

— Чьи мужья, отцы, братья и сыновья до последнего сражались против нас. Очнись, наконец! Ты можешь поручиться, что сегодняшние дети, которым их матери расскажут о гибели отцов, не пожелают завтра отомстить? Что старуха, которая кажется такой немощной, не травила воду в колодце, чтобы ослабить врага?

— Если так судить, то нет на земле невиновных, — она напустила на себя скучающе-раздражённый вид, как будто видела в нём вздорное дитя, в голове которого отсутствует какая-то очевидная истина.

Вот только они уже не дети, и битва, если переговоры не увенчаются успехом, будет совсем иной. Беспощадной, и, что куда страшнее, смертельной.

— Нет, Вэй Ан Ю. Ты не можешь. Ты греешь на груди клубок ядовитых змей, разрушаешь свою жизнь и душу ради тех, кто однажды вонзит нож в спину.

— Я и сама могу защититься, и более не прошу покровительства.

— Воскресишь орды мертвецов и отправишь в новые битвы? Мало тебе того, что и прежде твои «бойцы» не различали своих и чужих, и убивали без разбора?!

— Потому-то я и работаю над этим.

Хотелось бы сказать себе, что он вовсе не узнаёт эту женщину, что она не может быть той, кого приютил и воспитал отец. Но куда страшнее было то, что он узнавал, что лишь теперь видел, как прорастают зловещие семена, посеянные в её душе. То, что было всегда, но расцвело лишь теперь. О смертях союзников Вэй Ан Ю говорила без сожаления, как о чём-то мелком и неважном; как о досадном недоразумении, которое она, разумеется, в силах исправить.

— Работаешь?

Вэй Юн жестом поманила его внутрь; увидев, что скрывалось за стенами дома, Цзян Чен внутренне содрогнулся. Мертвец, скованный цепями и множеством печатей, почуял их и с усилием повернул голову.