Чёрный пёс

Это выражение вызвало у Дикинсона улыбку. Как и Сэм, он впервые услышал его вчера вечером по телевизору, когда смотрел последнюю серию криминального сериала, действие которого происходило в трущобах Лондона, а полицейские походили на бандитов больше, чем сами бандиты.

— Ты так думаешь? — неожиданно спросил Уилфорд.

— Думаю о чем? — не понял Били.

— О том, что Эндрю Милнеру есть что скрывать?

— Ты шутишь! — вмешался в разговор Гарри. — Наша Маргарет знает о нем абсолютно все. Бедняга не может скрыть от нее даже прыщ на заднице.

— В любом случае полиция совершенно бесполезна, — заметил Сэм. — Они никогда не знают, с кем говорить и какие вопросы задавать. А если им удается что-то раскрыть, то это только по чистой случайности.

— Совсем не похоже на телик, Сэм, — рассмеялся Каттс.

— Да уж, по телику они обязательно все раскрывают! Но тому есть причина. Это же просто сказки. Иначе нет никакого смысла показывать их по телику, правда? — усмехнулся Били.

— А мне кажется, что это вроде как предупреждение людям, — заметил Уилфорд. — Мол, не надо совершать преступлений и убивать людей, потому что вас все равно поймают, как мы это показываем по телевизору.

— Но в жизни-то все не так! — не сдавался Сэм. — Я имею в виду реальную жизнь. Половину так никогда и не поймают. А ту половину, которую поймают, судья отпустит на свободу. Или на испытательный срок, или еще что-то в этом роде.

— На общественные работы, — сказал Гарри. Он выговорил эти слова с осторожностью, как будто раньше никогда их не произносил и видел их только в виде непонятного сочетания слогов в уголовной хронике «Бакстон эдвертайзер».

— Точно, общественные работы, — выпятил губу Били. — А когда это было наказанием, соответствующим преступлению? Заставляют их немного поработать… Да это все равно что выпустить их на свободу! Действительно, в наши дни с рук может сойти все, что угодно, даже убийства.

— Но люди, которые смотрят телик, об этом ничего не знают, — заметил Уилфорд. — Не имеют об этом никакого понятия. Они считают, что по ящику им показывают реальную жизнь. Так думают дети и особенно женщины. Они не видят никакой разницы между жизнью и ящиком. Уверены, что когда происходит преступление, то инспектор Морс раскрывает его, сидя в баре и вооружившись только ручкой и клочком бумаги. Раз-два — и преступник арестован!

— Это точно. И получает пожизненный приговор, — закивали его друзья.

Потом все трое вновь погрузились в молчание, поглядывая на выпивку друг друга и пытаясь представить себе, что это такое — пожизненное заключение. Когда дело касается человека в возрасте семидесяти-восьмидесяти лет, то речь может идти о десяти, двадцати или максимум тридцати годах, проведенных в тюрьме. Маловероятно, что в таком случае заключенный когда-нибудь выйдет на свободу.

— В тюрьме будет ужасно не хватать свежего воздуха, — предположил Сэм.

Двое его приятелей кивнули, и их головы автоматически повернулись в сторону окна, в котором в вечерних сумерках виднелись контуры Ведьм на фоне южного солнца. Линия горизонта за Уин Лоу уже потемнела и почти исчезла. Сидевших за столом охватила тревога. Сэм вздрогнул и ухватился за трость — он начал тереть слоновую кость, как будто ее гладкая поверхность могла его успокоить. Уилфорд нервно запустил пальцы в спутанные волосы и потянулся к стакану, и даже Гарри, казалось, еще крепче сжал губы и стал чуть осторожнее.

Трое стариков искоса посмотрели друг на друга и обменялись молчаливым посланием, которое состояло из едва заметных движений рук и наклонов головы. Этот способ обмениваться информацией они выучили за время своей работы, когда говорить было совсем необязательно, а иногда и невозможно. В такие моменты все трое легко могли абстрагироваться от остального мира и забыть о шуме и гаме в пабе так же легко, как если бы они сидели сейчас в одном из темных тоннелей, на глубине мили под землей и вдали от дневного источника света.

Сэм вытянул из кармана пачку сигарет и коробок спичек и закурил, сощурив свои бледные глаза от клубов дыма, которые повисли в неподвижном воздухе и скрыли его лицо. Уилфорд пробежал грязными руками по волосам и немедленно обнажил неестественно белую кожу на черепе — там, где она была совсем тонкой и натянутой, как пергамент. А Гарри опрокинул на стол несколько костяшек домино при помощи мундштука своей пустой трубки, а потом отделил от кучи те костяшки, которые лежали вниз лицом. На них он и уставился с глубокомысленным видом, как будто хотел сосчитать точки на их лицевой стороне.

— Но ведь есть же люди, которые испытывают угрызения совести, — предположил Каттс. — Говорят, что эта штука будет похуже, чем все остальное.

— Люди от этого с ума сходят, — согласился Били.

— Это как свой маленький ад внутри тебя. Настоящее наказание, скажу я вам.

— Похуже, чем эти общественные работы.

— Что, и хуже, чем тюрьма? — уточнил Дикинсон.