Чёрный Скорпион

Он полез лопатообразной пятерней к затылку. Не спеша почесал короткий ежик.

— Слушайте, — наконец медленно проворчал он. — А вы уверены, что попали куда надо? Никакой Геннадий у нас не работает. — И сделал почти неуловимое движение, собираясь закрыть дверь.

Меня это вовсе не устраивало, и правая моя нога вроде бы незаметно переместилась чуть-чуть за порог. Однако квадратный это заметил, и маленькие глазки его стали еще меньше.

— Гражданин, — бесстрастно произнес он. — Вы ошиблись адресом. Повторяю специально для глухих и бестолковых: никакой Геннадий здесь не работает.

— Да-да, — поспешно кивнул я. — Знаю, что не работает, он работает совсем в другом месте, просто мне сказали, что его можно найти у вас.

— Во! — изумился рябой. — А кто сказал?

— Секрет — лицемерно вздохнул я. — Покамест жуткий секрет. Но если вы, уважаемый, сведете меня с ним, я непременно и вам тоже что-нибудь занятное расскажу.

Несколько секунд он буравил меня микроскопическими зенками и наконец буркнул:

— Ладно, фамилия?

— Моя?

— Ваша покуда не нужна. Говорите фамилию того Геннадия, с которым вам треба побазарить.

— А-а… Зверев, — моментально отчеканил я.

— За каким он тебе, конечно, не скажешь? — Несмотря на не слишком интеллектуальный облик, мужик был неплохим психологом.

— Конечно, — подтвердил я. — Мне нужно поговорить с ним, а не с тобой. (Ага, мы, значит, уже на "ты".)

— Понял… — процедил квадратно-курносо-рябой и распахнул дверь пошире. — Ну, загребай.

Сделав несколько шагов, я очутился во дворе. Вокруг ничего особенного, склады как склады, чуть дальше — старый трехэтажный, наверное, еще довоенной постройки дом — очевидно, контора и прочее. Все складские двери были закрыты: никто в данный момент никаких товаров не принимал и не отгружал. Взгляд упал на пару собачьих будок внушительных размеров. Будки были пусты.

— Кобели здесь бегают ночью, — любезно пояснил рябой. И я подумал, что это хорошо.

— Ну, где же Геннадий? — покрутил я головой по сторонам. — Чего-то не вижу.

— Еще увидишь, — пообещал рябой, — не гони. Так может, все-таки скажешь, на кой он тебе?.. — И на какое-то мгновенье в глазах его вспыхнули огоньки. Знаете, голову даю на отсечение: подобные глаза бывают только у человека, проведшего в местах, как говорится, не столь отдаленных не один год. И не два. И не три. И вовсе не за мелкое хулиганство или дешевую драку "в общественном месте" такие типы попадают за решетку — нет, это хищники приличного класса: такие не размениваются на мелочи и если погорают, то уж по-крупному. На таких ведется самая настоящая облава, их обкладывают со всех сторон с трещотками и факелами как волков или тигров-людоедов вооруженные до зубов охотники, и часто, очень часто эта облава заканчивается плачевно для загонщиков и стрелков, а вовсе не для самих зверей.

Я покачал головой:

— Извини, не скажу.

— Ладно… — Он молча пошел в направлении одной из дверей. Приоткрыл ее, просунул голову внутрь, что-то кому-то рыкнул и так же степенно вернулся: — Щас позовут, жди.

Ждать пришлось недолго. Минуты через полторы дверь распахнулась и во дворе показался парень лет двадцати трех — двадцати пяти, одетый в выцветшие синие джинсы и майку. Он был довольно высоким и жилистым, но каким-то нескладным: узкие плечи, длинные, шишковатые в локтях руки, острые колени и кроссовки сорок пятого размера минимум. Этот красавец двигался к нам какой-то вихляющей, раздолбанной походкой — возможно, эдаким манером ходил от рождения, а может, ему совершенно искренне казалось, что только так и никак иначе и должен передвигаться по суше бывалый, тертый и повидавший на свете все виды бедовый чувак.

Уже почти приблизившись к нам с рябым, он небрежно спросил:

— Ну, что тут за гости?

И тогда…

Слушайте, не знаю, какую именно, но какую-то ошибку я в тот момент совершил. То ли чуть напрягся, то ли глаза мои расширились чуть сильнее положенного, но этот худой прыщавый блондин вдруг замер, впившись взглядом в мое лицо, и — внезапно как заяц дунул в глубь двора.

И я… на миг опешил. А когда собрался дунуть вслед за проклятым молокососом, железные пальцы рябого уже крепко вцепились в мое плечо. Их я сбросил, одновременно крутанув руку наглеца вверх, — но не сильно, чтобы не поломать, — и рябой присел на асфальт, кривясь от боли и выплевывая из себя в окружающую среду грязные матерные ругательства. (Впрочем, разве могут матерные ругательства быть чистыми?)

А чёртов Геннадий был уже в самом конце двора, и я, бросаясь наконец в погоню, с тоскою подумал, что, похоже, сего субчика мне уже не догнать.

Но, как ни странно, удача оказалась сейчас на моей стороне. Геннадий, видимо, и сам не очень хорошо здесь ориентировался, а может, со страху дёрнул куда глаза глядят — но глядели-то они явно не туда: когда перед носом оказался высокий забор и ничего боле — ни калитки, ни щели, ни лаза, в который можно было бы юркнуть, он резко остановился, потом обреченно махнул рукой и, повернувшись, медленно пошел мне навстречу.