Однако шутки шутками, а этот хитрец был уже тут как тут, и не успел я трепыхнуться, как он сграбастал меня своими ручищами и, развернув к себе спиной, сдавил с поистине медвежьей силой. Ноги мои повисли в воздухе, я пыхтел, сопел, пытался брыкаться, лягаться, бить затылком — все бесполезно. К тому же лишенный как, извиняюсь, Антей связи с матушкой-землей, а проще — твердой опоры, все свои судорожные телодвижения я производил фактически вхолостую.
Знаете, есть такой затасканный штамп: "заглянуть в лицо Смерти". Это ведь и про меня — бывало, бывало разное… Однако в тот миг все "разное" точно вдруг испарилось, отошло на самый-самый задний план. Новая — новая Смерть витала рядом — совсем рядом! — и олицетворял ее для меня отныне безжалостный громила по имени Валентин, которого я — дурак! недотепа! лопух! — недооценил, приняв за не достойного такого бравого парня, как я, противника, — и вот теперь расхлебываю плачевные последствия своей тупости.
А он еще сильнее притиснул меня к себе и торжествующе гаркнул в ухо:
— Что, падла, думал, всё?! Ну, собака!.. — И я почувствовал, как его колено уперлось мне в позвоночник.
"Конец…" — пронеслось в голове. И если еще за секунду до этого я несколько абстрактно удивился, почему он не схватил пистолет, а набросился на меня с голыми руками, то теперь не удивлялся уже ничему. Ему не нужен был пистолет, потому что сейчас рывок, хруст… Но неужели же ничего, совсем ничего нельзя больше сделать!..
Честное слово, вспоминая тот жуткий эпизод, я до сих пор считаю, что в положении, в котором оказался, все было бы бесполезно. Однако то ли не вычеркнули еще в Книге Судеб мою скромную фамилию, то ли враг, думая, что мне уже крышка, сам проявил беспечность…
В общем, как бы там ни было, но железные тиски на мгновенье чуть ослабли — наверное, этой скотине захотелось "взяться поудобнее". И я этой долей мига воспользовался — совершенно невообразимым манером извернулся и оказался наконец с ним лицом к лицу. А остальное…
Остальное было уже на автомате. Удар все еще гудящим от его пинка лбом в нос — и вторая спасительная пауза плюс замешательство громилы и моя высвобожденная правая рука. Я до сих пор помню эти удивленные глаза — с н а ч а л а удивленные, а потом…
Потом большим и указательным пальцами я вцепился в правый край его верхней губы и резко, "с вывертом" рванул по дуге. Голова Валентина дёрнулась — назад и влево, — однако я-то рванул вперед и вправо, так что в каком-то смысле он мне даже помог. А уже через секунду я увидел страшный голый оскал его острых, хищных зубов…
А еще через секунду из ужасной раны фонтаном хлынула кровь, но мне считать эти самые секунды было некогда, и я снова ударил. На сей раз по глазам и только после этого ощутил наконец под ногами землю.
Об остальном долго говорить не хочу. Я продолжал избивать его и после того, как он упал. По-моему, я переломал ему все, что только у человека ломается. Наконец, осознав, что бью уже труп, остановился.
Потом я стянул окровавленную рубашку и сполоснул лицо, шею и руки в стоящей неподалеку бочке с затхлой, ржавой водой. Свой пистолет замотал в рубашку, а дуру Валентина сунул ему в руку и, направив ствол в небо, его же пальцем нажал на курок. Слабый хлопок, и всё. Нет, разумеется, я понимал, что пуля, уложившая Лолу, подходит к этой машинке как к корове седло, — но тут уж пускай разбираются кому положено.
Естественно, уходя из отныне бесхозного сада, я оставлял здесь проницательному майору Мошкину гораздо больше вопросов, чем ответов, но на это мне было глубоко наплевать.
На прощанье подошел к бедной Лоле. Увы, пуля попала ей в затылок, и вся голова была в крови. Помочь ей было невозможно с самого начала: она умерла практически в момент выстрела.
…С рубашкой, в которую был завернут "глок", голый по пояс, я равнодушной походочкой вырулил со двора и зашагал к машине. Слава богу, что в этих краях вид голого по пояс мужчины на улице никого не только не шокирует, но даже и не удивляет.
К женщинам, правда, это пока вроде бы не относится.
Но думаю, только пока.
А что вы хотите — жара-то какая!
Глава девятая
На полдороге к дому Маргариты я "вышел на связь". И первые же слова моего, извиняюсь, "подстрахуя" были весьма неприятными, хотя и не неожиданными. Действительно, только дурень способен воображать, что можно до бесконечности нарезать виражи по такому небольшому городку и думать, что круги и волны от этих виражей никого в конце концов не заинтересуют.
Я дурнем себя не считал. А он негромко сказал:
— Будь осторожен. В доме майор.
— Понял. — Я притормозил у обочины, а голос в трубке посоветовал:
— Подожди, пока уедет.
Я покачал головой:
— А смысл? Рано или поздно он наведается опять.
"Дублер" уклончиво пробормотал:
— Так может, лучше поздно, чем рано?
— Иногда, может, и лучше, — вздохнул я. — А иногда и нет.
Теперь вздохнул он:
— Ну, гляди сам, твоя игра.
Я выудил из пачки сигарету.
— Вот именно. Ладно, пока… — И с напругой пошутил: — Благодарю за службу!
Он хмыкнул: