После эволюции, многие мои способности совершили скачок в развитии, это же касалось и чувствительности к биоэнергии. И я ощущал главное — тело этого пришельца, как целое, мертво, но все его отдельные части, за редким исключением, продолжают жить, и пока не собираются помирать. Можно сказать, что эта кооперация существ подверглась аналогу лоботомии, когда тело осталось жить, но сознания тут уже нет. Вот только наш случай ещё хуже для пришельца. Даже в Воителе я ощущал циркуляцию и движение аналога биоэнергии шардов по цельной системе, образованные из объединения всех отдельных шардов в один сверхорганизм. Тут же цельная система была разрушена и, хоть большая часть шардов все ещё была жива и умирать не собиралась, они уже не являлись одним сверхорганизмом, каким были раньше. Это был труп, все отдельные клетки которого продолжали жить и функционировать, что не давало жизни трупу в целом. Говоря максимально просто — в теле не хватало ключевых, жизненно важных для организма в целом, органов.
Как я узнал, поглотив полноценного шарда, да к тому же не последнего, подобное состояние также означает, что многие из осколков, шардов, тут повреждены, работают неправильно, утратили часть своих функций и так далее.
Для потенциального кейпа это было бы очень печально.
Но мне от этого хуже не было ничуть…
— Прекрасно. Просто прекрасно. — Улыбаясь, сказал я, подходя к гигантскому, по человеческим меркам, телу.
— Ты сможешь проглотить все это… разом? Или тебе потребуется больше времени? — спросила Александрия.
— Много времени мне не потребуется, чтобы пожрать это труп полностью. Просто ожидайте… — сказал я, начав смещаться из вне этого комплекса во внутрь, появляясь в этом измерении во всей своей красе.
Делал я это постепенно, чтобы случайно не превысить объём этого места и не разрушить его, вместе с тем, моё тело стало выращивать тысячи щупалец, подобно осьминожьим, только из присосок у этих щупалец росли меньшие щупальца, которые выращивали ещё меньшие щупальца, что, в конце концов, превращались в тончайшие живые, подвижные, извивающиеся нити. Они в свою очередь стали проникать в кристалл-органические тела шардов, пока гигантские, по несколько десятков метров в ширину, плоские щупальца опутывали весь труп. От моего человеческого облика не осталось и следа, вместо этого сотни тысяч тонн бурлящей и постоянно изменяющейся плоти бушевало тут, поглощая, шаг за шагом, то, что не так давно, было представителем цивилизации, что на своём пути уничтожила тысячи миров и столь же много цивилизаций.
Отведя взгляд от происходящего, Эйдолон снял маску с лица и посмотрел на стоящую рядом Александрию, что избавилась от маски ещё в момент перехода сюда, в штаб-квартиру Котла, и сейчас с открытыми во всю ширь глазами наблюдала за ужасом, который, наверное, ещё очень долго будет сниться ему во снах.
Неестественные движения, свертывания и развёртывания плоти, странные по форме и пропорциям, отвратительные по цвету и запаху, а уж какие звуки, даже сейчас, слышит сильнейший кейп планеты… мурашки непроизвольно сами расходятся по всему телу, не желая проходить, а ускоренное дыхание говорило о том, что у тело мужчины находилось в слегка стрессовом состоянии.
Один взгляд на это существо заставлял голову болеть — оно было слишком ненормально и даже подсознательно понимая это, его разум пытался понять его ненормальность, все её детали, но это вызывало все больше оседающих в самых глубинах разума и души безумия и страха.
— Эй, — окликнул он свою напарницу Ребекку, но та и не заметила его крика, и тогда он схватил её и просто развернул в другую сторону, после чего внимательно следил за единственным настоящим глазом женщины. — Очнись, Ребекка!
— Я… — издала наконец хоть какой-то звук женщина. — Что это было?
Задав вопрос, Александрия непроизвольно попыталась повернуть голову назад, чтобы снова увидеть то, что, казалось, было выжжено в самих тёмных уголках её памяти, но руки Эйдолона остановили её и не дали повернуть голову, заставляя женщину опомниться и одуматься возвращать взгляд к тому, что сейчас творилось за их спинами.
— Ты все ещё думаешь, что твоё поспешное решение было правильным? — Спросил он, смотря под ноги и не поднимая глаз, заметив, какой очевидный психологический эффект создаёт взгляд на Зевса.
— Я… я уже не уверена… — совсем растерянно ответила Ребекка, пребывая в задумчивом состоянии и снова, вновь и вновь, вспоминая каждую деталь увиденного ею.
— Я боюсь… боюсь, как бы мы… не поменяли шило на мыло… — сказал он Ребекке, уже практически и не вспоминая деталей увиденного им.
Но в отличии от него, Ребекка смотрела туда намного дольше, а потому и увидела намного больше, что не давало ей отбросить эти мысли, снова и снова прокручивая в голове все то, что она узрела за эти секунды.
И все это усугублялось фотографической памятью…