Чёрный Триллиум

Не капризничай, ты же знаешь, что это неправда. Придет время, и они все поймут.

Кадия заявила, что я до неприличия жажду власти…

Она подумала так потому, что ты надела мой плащ. Это было утверждение, а не вопрос. Я подарила его тебе, Харамис, но я не заставляла тебя носить его. Это тяжелая ноша, не поспешила ли ты взвалить ее на свои плечи? Даже тем, кто любит тебя, будет трудно свыкнуться с подобной мыслью. Эта работа никогда не будет понята окружающими — им просто не дано… Не поймут они, и почему именно ты… Тебе предстоит трудиться в одиночестве и ждать похвал только от себя самой. Работа хороша, когда она хорошо сделана, продолжала Бина. Так будет всегда — тебе каждый день придется жить в ожидании, что явится кто-то и попросит взять на себя бремя его забот. Кто-то ведь должен заботиться о Рувенде, хранить ее, лелеять — история этой земли далеко не окончена, и тебе предстоит долго ждать, когда пробьет час и кто-то другой, более молодой и сильный, придет и примет у тебя эту ношу. Поверь мне, в этих трудах много радости. Как приятно воплощать идеал в жизнь, хранить красоту, наполняющую мир, помогать ей осуществиться в каждой песчинке, каждом птенчике, каждом ребенке, следить за соблюдением смены времен года и правильным чередованием веков. Дух захватывает, когда ты, наконец, можешь различить голос родной земли, идущий из ее недр…

Голос угас, видение, казалось, погрузилось в размышления, и Харамис, вздохнув, ощутила, как новый свет озарил крепость, реку, заречные луга, джунгли… Туман ей был не помеха. Она раньше даже не представляла — поверить не могла! — что былинка у нее под ногами или вот этот зеленовато-сизый отросток мха обладает не то что душой или; мыслью, но чувством принадлежности к земле, воде, свету, осознанной жаждой жить, творить — пусть даже себе подобных. Кто мог запретить этому тонкому стебельку или крючковатой, нежной на ощупь мшинке впитывать сияние солнца, слушать размеренный гулкий рокот, истекавший из самых недр земли и воды? Звук пульсировал, сплетался в мелодию, где своим особым голосом пели джунгли, озеро Бум, реки, Охоганские горы — и небо. Ясное, высокое небо Рувенды…

Ей стало хорошо. Удары сердца вплелись в песню природы.

Она не могла наслушаться, насытиться этой музыкой, в которой басовитым раскатом бухало время. Принцесса совсем забыла о Вине. Разбудил ее, вернул к действительности внезапно появившийся округлый металлический поднос. Невидимые руки опустили его ей на колени… Тут только Харамис обратила внимание, что видение исчезло. Растворилось в воздухе? Однако действо продолжалось…

На подносе лежали четыре сердца и стоял кувшин с соленой — морской? — водой.

Омой их, распорядился голос. Ничто не смутило принцессу — в этом невидимом, горнем мире владычествовали свои законы. Она взяла одно из сердец — оно удобно легло на руку, забилось мягко… Ладонь обдало теплом. Харамис полила его водой, другой рукой обтерла живую плоть и протянула вверх. Невидимые руки приняли ее дар. То же самое она проделала со вторым и третьим сердцем, которые казались точной копией первого. Когда же она взяла четвертое, то сразу почувствовала неуловимую разницу. Сознанием ли, кожей — неясно. Ага, вот в чем дело — что-то кольнуло ее в ладонь. Харамис осторожно перевернула сердце. К ее изумлению, она обнаружила, что это вовсе не живая плоть, а что-то подобное механизму, ожившая модель человеческого органа. Она тоже попыталась омыть его, однако невидимая рука придержала кувшин.

Нет, печально произнес голос, это сердце не отмоешь. Он отказался от звания человека.

Невидимая рука взяла с ее ладони механическое сердце.

Я не понимаю, подумала Харамис.

В конце концов, ты должна была узнать правду.

Несколько минут Харамис сидела в полной растерянности, потом как-то разом вышла из транса и погрузилась в глубокий сон.

Пробудилась принцесса в сумерках. С помощью Трехкрылого Диска она понаблюдала за приготовлениями, которые проводились в Цитадели. Солдаты взбегали на стены, занимали боевые позиции — готовились к штурму. Рыцари то и дело являлись с докладом к королю, расположившемуся со штабом во внутреннем дворе Цитадели. Получив очередное распоряжение, они тут же бегом возвращались к своим отрядам. Там же она различила Орогастуса и вертящегося возле него Зеленого Голоса, которые с помощью специально отобранных команд готовили к бою смертоносные орудия, доставшиеся колдуну от Исчезнувших: два рождающих молнии аппарата, хитроумную машину, издававшую скрипучие, невыносимые для незащищенных ушей звуки; два механизма, способные окатить наступающих градом пуль; еще одно устройство, стреляющее отравленными стрелами. Самым последним солдаты выкатили орудие, сгустками изрыгающее огонь.

Харамис тщательно, мысленным взором, изучала их устройство и пришла к выводу, что эти предметы, сеющие смерть, больше пригодны для наступления, чем для обороны. Польза от них, установленных за боевыми порядками войск, весьма сомнительна. Тем более внутри крепости… В этом случае каждый залп будет поражать защитников не меньше, чем атакующих.