Тут я и отыгрался за «допрос» и беспощадно изнасиловал индианку белыми. Дело в том, что ведический бред поднял из дебрей моей памяти один «говношахматный» дебют – один бэ-четыре, то есть ход конской пешкой ферзевого фланга, а дальше – вперёд с извращениями. Теоретически, как равный по силе игрок, Симран должна была меня после этого хода поиметь, но практически ей пришёл песец по-суворовски. В отличие от меня она по шахматным форумам не шлялась. Отыграться, повернув дебют против меня, у девушки не получилось, поскольку дебют действительно так себе, а на той форумной ветке были весьма конкретные рекомендации по наказанию оного начала. Симран, конечно, подозревала подвох, глядя на мою хитрую и довольную рожу, но ничего конкретного ей в голову прийти не могло. Таким образом, тема чакр и асуров была вроде бы закрыта.
Что такое ночное небо в пустыне? Кто видел – тот поймёт, а кто не видел… тому нужно обязательно увидеть, ибо описать такое просто не хватает слов. Пока индианка обижалась из-за позорно проигранных партий, я затушил масляную лампу (опытный образец, со стеклянным абажуром!) и наблюдал исход вечерней зари и рождение звёзд. Сравнения с грязным небом двадцать первого века быть не могло в принципе. Разве можно поставить в один ряд размытое коричневатое зарево распухших городов с древней, но девственной тьмой предындустриальной ночи? Луна, казалось, светила, как прожектор. Крупные звёзды то мерцали, то переливались различными цветами, как будто они действительно являлись бриллиантами, закреплёнными на небесной тверди. Звёзды помельче застенчиво выбегали на пространство, оставленное ушедшим солнцем. Нечто подобное я видел лишь на Гавайях. Но даже там отсветы гостиниц были куда сильнее, чем сравнительно редкие факелы ползущей армии.
Этой ночью даже армия была прекрасна. Начищенные шлемы и броня фалангитов тускло поблёскивали под светом факелов и луны, а далеко впереди отдельные факелы сливались в таинственный поток светлячков, струящийся среди песков. О секретарше и говорить не приходилось. Она всегда хороша, что ночью, что днём. По закону подлости я вдохнул полной грудью пыль и закашлялся.
Мысли мои отвернулись от прекрасного и низвергнулись к боли и страданиям косного мира. А именно к нашей войнушке. План был прост. Форсированный марш через пустыню (как альтернатива кружному пути через Эритрею к северу) и прямая атака на Таджуру, столицу Джибути, с уничтожением любых встреченных по пути соединений противника. Просто и эффективно, как топором в лоб. Слабость Джибутийского султаната заключается в вынужденной привязке к селениям-портам ввиду враждебного пустынного климата. Сила джибутийцев – возможность призвать помощь союзных арабских стран – была нейтрализована вторжением монголов на Ближнем Востоке. Так что султан Джибути, поддержав восстание против эфиопского негуса, поставил себя в позу лобстера. Ну а я, в свою очередь, забрал у султана вазелин, убедив негуса предпринять не карательный, а захватнический поход.
У всех планов есть одно мерзкое свойство – идти насмарку при столкновении с врагом. Поэтому мы старались использовать принцип оверкилла – избыточной силы. По разведданным, у нашего экспедиционного корпуса должно быть более чем двукратное превосходство над соединённой армией султана. Так что полевых сражений не ожидается – если всё пойдёт по плану, султан узнает о нас, только когда мы подойдём к его столице. А если план пойдёт коту под хвост и султан узнает о нашем походе, то он сам отведёт все войска под защиту стен. Шансов разбить нас в открытую у него практически нет. Разве что он атаковал бы колонну на марше, но мы начеку. Конный авангард достаточно силён, чтобы задержать армию врага (буде такая чудом объявится в пустыне) и предупредить главное войско.