Чёртовы свечи

Папа сразу согласился на новую работу, так ему интересно стало. Гости уходили довольные, что нашли человека, который подходит для дела этого. И уж у двери штатский сказал: «Все ваши предшественники были незаурядными людьми. Умные, преданные Отечеству. И все они погибли, когда перестали недооценивать противника. Если судить по оценкам Романовского, они появились в дохристианские времена. Пережили религиозные войны, христианизацию, инквизицию, обвели вокруг пальца мировые разведки… Мы ничего о них не знаем. Ничего».

С «ничего» батюшка мой и начал. В форме он больше не ходил и в части не появлялся. Он много ездил, разумеется, он поработал в Петербургском архиве. Ящик с материалами о «чёртовых свечах» сохранился. Мне он рассказывал мало, но кое-что я всё-таки узнала.

— Петербургский архив — это где? В Ленинграде? Но все архивы МВД в Москве в Главном архиве Российской Федерации, в том числе и архив Российской империи, — засомневался я. — Точнее, те архивы, которые не относятся к закрытым или с ограниченным доступом. Наверное, много материалов, которые относятся к секретным, находятся в архивах НКВД — КГБ — ФСБ. Туда доступ только для сотрудников, и то по особому разрешению. Может, и в Ленинграде остались эти материалы.

— А какая разница? — спросила Лариса. — Если материалы отнесли к фантазиям церковников и суевериям, то вообще могли передать в местный архив.

— Нет, документы с грифом «секретно» или «ДСП» («для служебного пользования») не могли. Их могли не изучать, но на всякий случай всегда поместили бы в закрытый архив. Тем более если речь шла о научных изысканиях. В документах речь шла не о церкви, а о шпионаже и секретном оружии, — предположил я.

— Папа кое-что рассказал. Картонная коробка была спрятана в комнату, где хранились какие-то документы, но не на открытых полках, а в больших металлических сейфах. Все сейфы были опечатаны и закрыты на замки с кодом. На коробке стояли печати, оставшиеся от прежних владельцев, и везде гриф «секретно».

Коробку не разрешили выносить в общий зал. В хранилище стоял стол с настольной лампой на противоположной стороне от окна, только там. Что было в коробке? Коробка была почти пустая. Лежали там три тонкие тетради и дело о смерти…

Все три тетради принадлежали нашему земляку приват-доценту Дмитрию Николаевичу Поклонову. Первая тетрадь напоминала научную статью. Там был текст — различные формулы химические и таблицы. Папа смеялся, что из прочитанного он понял только начало и конец. Текст рассчитан только на узких специалистов; из выводов ничего не понять, кроме одного: «производство таких материалов в современных условиях с современной техникой не представляется возможным». А ниже стояло: «Достаточно для научного доклада. Производство возможно, но очень опасно из-за неизученности последствий применения. Степень опасности — НАИВЫСШАЯ». «Наивысшая» подчёркнуто и обведено красным карандашом. Другая тетрадь была его дневником. Заканчивался дневник записью, относящейся к 1918 году, февраль:

«12 февраля 1918 года. Лаборатория опустела. Все разбежались. Охрана приказала сдать все записи. Надеюсь, что работа возобновится. Кто бы ни был у власти, рано или поздно поймут опасность производимых опытов. Это не мистика и не суеверия. Это техническое преступление.

Кто-то открыл этим мерзавцам тайну "замещения", сами они не смогли бы этого достигнуть никогда. Они упиваются своей властью, как любые террористы. Страх — их оружие. Я понял лишь то, что это в принципе возможно. Но не могу даже приблизиться к вопросу: "Как это происходит?"»

Дальше он писал, что уверен в том, что члены организации, а он пришёл к такому выводу — действовала именно организация…

— Об этом, кажется, и погибший Романовский рассказывал, помните? Ну вы же сами нам рассказывали, бабушка Мила! — перебила Лиза рассказ.

— Да помню я, помню, Лиза. И Поклонов об этом прочитал в бумагах Романовского и ещё раз повторил. Не для себя повторил, для тех, кто за ним последует. Уж больно опасной представлялась ему деятельность этой организации. Ведь они и сами не понимали, чем владели.

— Скажите, вы всё запомнили так подробно?

— Ну не всё. Папа ведь кое-что переписал, хотя делать это было нельзя.

— И это кое-что любопытная девочка читала…

— Читала и мечтала. Было страшно, но очень интересно.

Бабушка Мила встала и подошла к шкафу. Открыла дверцу и вытянула семейный альбом с фотографиями.

— Сейчас вам покажу.

Она перелистывала страницы, вглядывалась в снимки быстро, без сентиментальности, как смотрит на фото исследователь.

— Так, так. Ну вот. Это мой отец. Здесь он ещё в форме. Это, наверное, последний его снимок. Дальше в форме он не фотографировался. Он вообще не любил фотографироваться. Больше сам снимал и чаще для работы. Вот нашла. Это приват-доцент Дмитрий Николаевич Поклонов.

Мы наклонились над альбомом, чтобы получше разглядеть фотографию. Снимок уж пожелтел, и углы были поломаны, но в целом сохранился он хорошо. На снимке был человек с традиционной маленькой бородкой и усиками, в пенсне, в кителе и с прекрасным одухотворённым русским лицом.