Мы проштудировали историю появления свечей от прото-(от греческого
Где-нибудь, когда-нибудь, кто-либо из нас непременно её зажжёт. Неважно, в каких целях: подсветить себе в темноте кромешной, в праздник или, наоборот, в скорбь, в память об ушедших — она окажется под рукой, и тогда… Умно, умно поступили те, кто на свечу обратил внимание и сделал именно её оружием против человека. Тысячи лет оно работает.
Но кто эти тайные враги? И почему семнадцать свечей? И где изготавливают эти свечи? И самое главное, куда пропадают предметы, животные и люди? Может быть, знает об этом наша таинственная соседка Митродора? А если она тоже из них? Бр-р-р, мурашки по коже, все свечи из квартиры долой и под одеяло дрожать от страха. Или спуститься вниз и напроситься на вечер с чаем и таинственной историей? Напроситься… Дежурим у двери. Сама-то наша сказительница в деревню уезжала погостить. Наконец мы дождались.
— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, сосе-е-душки, — пропела она. (Обычно так по телефону поют — отвечают: «Алло, здра-а-авствуйте, до-о-обрый де-ень».) — Ну вот и славно, что зашли.
Двери бабушки Милы наконец-то распахнулись для нас, мы, радостно кивая, совершенно по-свойски уже, зашли в гостиную и, отодвинув стулья, расселись вокруг стола. Ждать надоело. Терпение лопалось.
— Чувствую, заждались вы. Сначала чай с пирогами, вареньем и сливками, а потом повесть или вначале повесть, а потом чай?
— И то и другое, — хором отвечали мы, открывая коробку с конфетами, которую принесли с собой.
— И как можно больше. И мы никуда не торопимся, — закончила Лиза, чтобы никто не сомневался. — Мы здесь надолго.
— Я так вас и поняла, — рассмеялась бабушка Мила, и мы почувствовали, что она была очень рада нашему приходу.
— …Командиром-пограничником, который обратил внимание на действие свечей, батюшка мой был, Мефодий Михайлович Муромцев.
— А как же вера? Он же был из семьи верующих, да ещё старообрядцев, в НКВД?
— А ему это не помешало нисколько. Вера верой, а служба службой. И потом… Грамоте он был обучен. Учился в гимназии хорошо. В церковь не ходил, а то, что дома иконки стояли, так кто об этом знал? Он ведь с детства приучен был к осторожности, наблюдательности. Лишнего ничего не говорил и не выпендривался никогда. Мальчишка крепкий рос, смышлёный. Любил читать и рисовал замечательно. Когда время свободное выпадало, всегда с карандашом и красками ходил. Поэтому и глаз его подмечал всё. Потом в армию призвали, потом — военное училище. На заставе он недолго пробыл, как только этот случай стали изучать, его перевели в группу, которая занималась такими случаями.
— Какими случаями?
— Религией, мистикой, колдовством, ритуалами, шаманством, заговорами.
— Действительно был такой отдел? В атеистическом государстве? Удивили.
— А что тут удивительного? Пример взят был из Германии. Там тоже интересовались древней историей, религией предков германцев. Экспедиции в Индию посылали, искали следы древних ариев…
— Повесть становится всё более интересной.
— То ли ещё будет. Вот пирожки попробуйте, с грибами, а это с брусникой… Чай сейчас ещё подогрею. Не торопитесь. Будете кушать и слушать.
Мы кивали, согласные на всё, только бы нас не выставили за дверь. В небольшой комнате обычной квартиры мы чувствовали себя необыкновенно хорошо. В этом чувстве не было той раскованности, которая возникает, когда гостишь у близких родственников. Раскованности, которая тут же распадается на скукоту, навязчивость и родственное хамство. Родственники знают о тебе то, что никто не знает. Они помнят твои грязные штанишки, твои страхи, шалости и детские «преступления». То, что ты давно забыл, через что перешагнул, пережил. Фотографий нет, но есть родственное: «А помнишь?» Действительно тёплые отношения между близкими родственниками сохраняются редко. Причин тому много. Кажется, вместе растут два брата, или две сестры, или брат с сестрой, а такими разными вырастают: наливное яблочко и дичка. Любовь и дружба в редкость. Чаще — непонимание и зависть.
— Папу не перевели в другой город, он так и служил там до самой войны. Ему выделили квартиру в городе, он занимался только этим. Пытался понять, почему свечи пошли по новому коридору и почему сейчас. Но самое главное, кто за этим стоял. Вся его деятельность была засекречена. Он маме рассказывал потом. Вызвали его к начальству, а в кабинете были незнакомые: один в штатском, другой в форме НКВД, тогда без погон ходили, майор. Они попросили выйти его начальника и говорили с ним наедине. В разговоре больше вопросов было, чем приказов.