Чётки

Вскоре гости уехали, и мы с супругой принялись за свой домашний бизнес. Однако очень скоро поняли, что не обладаем коммерческой хваткой. За всё время, нам с женой удалось продать максимум с десяток веников, по десять рублей за штуку. Наконец, мы догадались, просто, дарить их всем нашим знакомым. На день рождение все нормальные люди шли с букетом цветов, мы же несли охапку свежих веников. Друзья по достоинству оценили наш продукт, и долгое время были нам благодарны. Охвачены были не только друзья, но и знакомые наших знакомых.

И всё равно, их оставалось ещё очень много.

Сам по себе, в единственном экземпляре, обычный веник, как правило, не пахнет ничем. Но когда их более двухсот… Да ещё лежат долгое время… Словом, просыпаясь по утрам, мы чувствовали себя не в центре Питера, а где-то в глухой деревушке. Пахло сеном и еле уловимой плесенью.

Веники пролежали в каморке почти два года. Наконец, я не вытерпел: выйдя на улицу, с трудом уговорил двух алкашей очистить мою фотолабораторию. Помню, что мы долго торговались. В конце концов, остановились на двух поллитровках водки.

«Какая мелочь! – подумал я про себя, радостно собираясь в магазин. – Зато, я наконец обрету долгожданную свободу и получу свой личный кабинет!»

Пройдёт ещё года два-три, когда раздастся звонок из Бухары, и на том конце провода я услышу знакомый бодрый голос ака-Шарифа.

– Как веники? – спросит он, через некоторое время. – Они хоть помогли тебе?

– Конечно, спасибо большое! – мне стало вдруг совестливо за то, что я не поблагодарил его вовремя. – Ещё как, помогли! Можно сказать, просто выручили нас! Спасибо!

Бусинка шестьдесят первая – Восточный гостинец

Бухарский завтрак. 2006 г. Фото автора.

– Поехали, неудобно уже, в самом деле… Нас там заждались! – уговаривал я брата. – Осталось-то, всего ничего: клиенты сами справятся.

– Ну, хорошо-хорошо. – уступил наконец моим настойчивым просьбам Ганижан. – Вот только переоденусь…

До этого он несколько раз бывал в Ленинграде, но с тёщей моей видеться не доводилось. Теперь же, такой случай представился, а потому он немного волновался.

Через пять минут Ганижан был готов.

– Ну как, – ничего? – спросил он меня, соскочив из кабины «Камаза» на землю.

– Отлично! Ну, что – поехали? – нетерпеливо взбрыкнул я копытами.

– Подожди… – остановил он меня и подойдя к таксисту, попросил его подогнать машину к фуре.

– Что ты ещё собираешься сделать? – состроил я ужасное лицо, хотя прекрасно догадывался, что этого все равно не избежать.

– А как ты хотел? – возразил в свою очередь брат. – С пустыми руками в гости? Я ещё не совсем отмороженный и без восточных гостинцев не пойду.

Тем временем, таксист открыл багажник, который стал заполняться большими жёлтыми дынями.

– Хватит, ну хватит уже! – безнадёжно пытался я остановить процесс.

Брат не слушал. Наконец, когда всё пространство багажника было заполнено, он удовлетворительно крякнул и сел в машину.

Елизавета Петровна встретила нас с лёгким упреком:

– Что же вы так долго: картошка успела остыть!

Однако, завидев, как по длинному коридору нескончаемой вереницей покатились дыни, всплеснула руками:

– Господи, Боже мой! Куда их столько?!

– Ничего, угостите родных и близких… – успокоил её Ганижан.

– Да у нас родственничков-то, всего раз-два и обчёлся… Господи! И что нам теперь с ними делать?

– Есть! – коротко бросил я, и мы направились с братом в ванную, мыть руки.

Вскоре вся квартира наполнилась тонкими благоуханиями бахчи. Естественно, на десерт, после ужина была подана сочная ароматная дыня. Тёща хвалила узбекские дыни, а брат всё никак не мог оторваться от варенья из крыжовника, попутно пробуя и свежую смороду, и джем из черники, и желе из морошки.

Стали сравнивать, что лучше – бахчевые культуры Средней Азии или лесные дары северо-запада России. Потом – как жилось раньше, и как теперь. Постепенно речь зашла о войне.

– Как?! – оживился брат – Вы пережили блокаду?!

Он никогда не верил официальной прессе, радио и телевидению, предпочитая живых свидетелей, чтобы таким образом выявить для себя настоящую правду. И сейчас такой живой свидетель, и непосредственный очевидец сидел как раз напротив него. Он с жадностью ловил каждое слово.

– Скажите, Елизавета Петровна, а правда, что голод был такой, что… – Ганижан попытался выразить свою мысль по деликатней, а потому тщательно подбирал слова.

– Ой, Ганижан, всяко бывало: и людей ели – помогла ему тёща, и голос её задрожал, а на глазах выступили слёзы. – Но мы до такого не дошли! Бог миловал…

13-летним ребёнком она пришла на Кировский завод, где ей поручили сваривать гусеницы танков. На одном из испытаний гусеница развалилась. Враг народа! Чудом удалось избежать сурового наказания.

– А о чем Вы тогда мечтали? – поинтересовался брат.

– Чтобы поскорей закончилась война и… наесться настоящего белого пшеничного хлеба!

А затем, немного помолчав, тёща продолжила:

– А немец, всё сбрасывал нам листовки. Одну из них и сейчас помню:

«Ленинградские дамочки!

Ройте себе ямочки.

Доедайте бобы

И готовьте гробы…»