Чётки

Повара – очень ранимые и нервные создания. Иногда, их лучше не трогать, а ещё лучше – обходить стороной за три версты. Особенно, в «час пик», когда, бывало, заказы сыплются на их несчастные головы один за другим. Тут, конечно, разумнее всего подальше держаться от кухни, которая в этот момент напоминает собою разъярённый термитник или опрокинутый улей. Тем более, в условиях российского бизнеса, когда в целях экономии средств, штат сокращается до минимума. Как, в нашем случае – до двух поваров: Вадима и меня.

– Запара! – перешёптываются между собой официанты.

– Запара! – потирает в удовлетворении свои руки начальство.

– Запара! – с ужасом восклицают повара, готовясь к самому худшему в их жизни.

Этим немудрёным и коротким словом называется самый сумасшедший отрезок времени, когда, в короткий срок, следует отпустить огромное количество разнообразных блюд. Причём, быстро и качественно.

Ругая и матеря самыми последними словами ни в чем не повинных клиентов, «бойцы невидимого фронта», как угорелые носятся по кухне, с остервенением швыряя сотейники, плошки и сковородки в переполненную мойку.

Как правило, в такие моменты, даже высокое руководство не рискует совать свой нос святая святых, поскольку кровно заинтересовано в увеличении наплыва посетителей, а посему, с пониманием относится к адской работе своих рабов.

Правда, начальство тоже, попадается разное. Нам с Вадимом «повезло»: как назло, в самый неподходящий и критический момент, у наших шефов просыпается зверский аппетит. Вот и на сей раз, в разгар ажиотажа, когда мы с коллегой, с выпученными глазами, что называется, «летаем» вокруг плит и холодильников, порог нашей кухни, на цыпочках переступает очаровательная ножка нашей начальницы.

– Ну, что: как дела, мальчики? – с невинным личиком, осторожно интересуется она, и, вероятно, тут же сообразив, что задала совершенно глупый вопрос, сочувственно произносит: – Чё, запара, да?

– Ага – коротко бросаем мы, не глядя на неё, словно демоны, нарезая круги по кухне и пытаясь удержать в памяти последовательность предстоящих операций.

Потоптавшись немного в нерешительности, она, некоторое время, жалостливо наблюдает за нами, а затем, благоразумно отойдя поближе к выходу, скороговоркой выдаёт:

– Ну, тогда пожарьте мне стейк с овощами, хорошо?

Броуновское движение белых колпаков на какую-то долю секунды внезапно замирает: мы с товарищем, с вытянувшимися лицами и свесившимися на бок языками, ошарашено оборачиваемся к директрисе. И, уже в следующее мгновение, с трудом сдержав себя, и выдавив только тактичное «угу», вновь окунаемся головой в работу.

– Только не забудьте, подать к нему грибной соус! – бросает напоследок начальница и, на дав нам опомниться, стремительно выбегает из кухни.

– С-суки!! – закатив глаза к потолку, взвывает Вадим.

Между тем, принтер безжалостно «выстреливает» очередной длинный заказ.

– Сволочи!! – вторю я в унисон своему напарнику «по галерам», извлекая из холодильника говяжью вырезку и в отчаянии, с силой ударяя её о разделочную доску.

Боковым зрением, успеваю заметить, как перепуганные официанты, на всякий «пожарный», осторожно отступают на почтительное расстояние от окна раздачи. Умудрённые опытом, они, как никто другой прекрасно понимают, что сейчас поварам, лучше всего, не задавать никаких вопросов: как-никак, запара, однако…

Бусинка шестьдесят четвёртая – Фая

Евгений Борисович Щеглов (1927—1991). Коммунальная квартира. Иллюстрация из журнала Крокодил. 1950-е гг.

Фая работает на мойке. Это одинокая, далеко не молодая женщина, которая живёт в типичной коммунальной квартире: на семь комнат – девятнадцать жильцов. Её несчастная судьба – это отдельная книга, в которой удивительным образом переплелись и озлобленность на человечество в целом, и надежда найти исцеление посредством обращения ко Христу, к церкви. Здесь замешано всё: и колдовство, и магия, и вера в Ксению Блаженную и Матрону Московскую…

Глядя на неё, я невольно вспоминаю Ф. Достоевского, а точнее, известные строки из его романа «Братья Карамазовы»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Это сказано о ней.

Она рано осталась сиротой, и поэтому воспитывала её бабушка. Маму свою она «похоронила» заживо, поскольку функции матери закончились даже не начавшись: едва родив ребёнка, мать тут же, вновь упорхнула назад, в красивую жизнь. Дитя ей было серьёзной помехой. В общем, с раннего возраста и до самой пенсии, вся жизнь Фаины состояла из череды несчастий: трудное детство в пензенской области, самостоятельная жизнь в Средней Азии, затем переезд в столичный город, несколько неудачных замужеств, потеря работы, а затем и квартиры, виной чему служили мужчины, которым – по её словам – она доверяла всецело и без остатка. Одним словом – «козлы и суки».