Числа. Хаос

Вручаю Мию обратно Адаму. Когда она понимает, что я передаю ее кому-то другому, то немножко нервничает, но потом видит, кто это, расслабляется и сама тянется к нему. Как странно, что она сразу его приняла. Так у нее ни с кем еще не было. Она застенчивая и боязливая. Может быть, мне и сны снились только для этого? Нам было суждено встретиться с Адамом, и вот как это получилось. Он нашел картину, а потом я нашла его. А вдруг? А вдруг все именно так? Вдруг вместо кошмара нас ждет развесистый хеппи-энд?

Иду наверх, надеваю штаны и футболку. Не успев продеть голову в ворот, замираю и нюхаю ткань. Это его футболка. Адама. Я хочу почувствовать его запах — так и есть, футболка пахнет им, еле заметно. Натягиваю футболку, разглаживаю на себе. При мысли о том, что его запах останется на моей коже, у меня бегут мурашки — там, где ткань касается тела.

Потом мы пьем чай и немного смотрим телевизор и сюсюкаем с Мией. Никто не говорит о датах смерти, страшных снах и аурах. Нет, просто Адам все время подкалывает бабулю, а та велит ему «засунуть в рот оба кулака» и «выбирать выражения», и все это с улыбкой и блеском в глазах. Любят они друг друга. Может, и сами этого не понимают, но в этом крошечном, грязноватом, запущенном домишке царит любовь.

Начинаются новости, мы все ненадолго замолкаем. Все как обычно: наводнения, голод, войны. В Японии чрезвычайное положение: три вулкана вот-вот начнут извергаться одновременно. Полным ходом идет массовая эвакуация. В Лондоне на Гроувенор-сквер прошла акция протеста против угрозы американского вторжения в Иран. У Ирана есть ядерное оружие, это все знают. Их президент что, совсем сбрендил — туда соваться?! Неужели Ирак, Афганистан, Северная Корея ничему его не научили?! Под самый конец идет репортаж о легком землетрясении, которое Адам почувствовал на Оксфорд-стрит. Развлекательный такой репортаж, — ну сами знаете, «все отделались легким испугом», видео с чьего-то мобильника и несколько интервью с очевидцами.

После новостей идет кретинский сериал. Сидим и таращимся в экран, но на самом деле никто его не смотрит.

— По-моему, баб, землетрясение будет, — говорит Адам. — Ну или бомба — серия бомбардировок.

— Японцы давно уже сообразили, — отвечает Вэл. — Они зря суетиться не будут.

— Так им же по-любому эвакуироваться надо, у них вулканы.

— А у нас ты. У нас то, что ты говоришь. Тебя должны услышать. Надо, чтобы все успели убраться отсюда.

— Да нет, это же другое дело! Я уже думал, как до всех доораться, как сделать так, чтобы меня все заметили. Может, повесить баннер, влезть на Мэри-Экс или на Тауэр-бридж — ну типа того.

— Получится как с моей картиной, — говорю. — Никто не обратит внимания. Решат, ты псих. Надо, чтобы тебя показали на уличных экранах. Сколько их у нас? Тысяча? Больше? Это ведь официальный канал, правда? Все смотрят, что там показывают. Надо туда пролезть, хакнуть их, что ли…

— Офигеть! Точно! Если городской совет и правительство ничего не делают, придется мне. Надо их взломать.

— Ты что, знаешь как?

— Нет, но у меня есть один друган, он знает.

Весь на нервах — притопывает по полу, глаза так и горят.

— Звякну-ка я ему.

Пусть звонит. Мии пора спать, да и мне тоже. Адам уступает мне комнату, говорит, перекантуется на диванчике. Мне неловко, но он упирается. Кормлю Мию перед сном и кладу ее в ящик от комода, поставленный на пол, — совсем как у Винни. Выключаю свет, пробую закрыть глаза. Где-то сейчас Винни? Адам сказал, его увели. Представляю себе, как он лежит в камере, и просто кричать хочется. Кто-кто, а Винни такого не заслужил.

Думаю о ветре и дожде, о том, каково бы мне было ночевать в туннеле. А еще об Адаме и как судьба постоянно нас сводит. И вот я здесь, в его комнате. Ведь говорила же я себе: держись от него подальше, а поступаю ровно наоборот. Только Новый год еще не наступил, пока еще нет, поэтому сегодня я лучше побуду в тепле и уюте и высплюсь, если Мия даст.

Адам

Ночью я слышу ее крик. Он вторгается в мои сны и выволакивает на поверхность. Ужасный крик, от него прямо сердце разрывается. Еще не успеваю толком проснуться, как понимаю, что это Сара. Скидываю одеяло и лечу вверх по лестнице в свою комнату и тихонько стучу в дверь.

Она меня не слышит — так кричит, что все заглушает.

Открываю дверь, вхожу. Сара в моей кровати, сидит, тянет руки вперед. Глаза у нее открыты, и она повторяет: «Мия! Мия!» Мия лежит в ящике на полу и, что удивительно, спит.

— Сара, все нормально, — говорю я с порога. — Мия здесь. С ней все хорошо.

Она не поворачивает голову на голос, но, кажется, слышит меня.

— Нет! — кричит она. — Она там! Она там одна! Помогите! Помогите! — И начинает плакать. Хотя глаза у нее и открыты, она не проснулась, по уши в своем страшном сне.

Тогда я подхожу к кровати и сажусь на краешек. Осторожно трогаю Сару за руку.

— Сара, — говорю. — Это все тебе снится. Надо проснуться.

Она кричит и кричит.

— Сара! — говорю я уже громче. — Просыпайся! Давай просыпайся! Это сон!

Крепко беру ее за плечо и слегка встряхиваю.

Тут она поворачивает голову и ахает:

— Ты?! Только тебя мне не хватало!