Числа. Трилогия

Автоматические двери с шелестом раздвигаются перед нами, и мы заходим в вестибюль. Тачскрин с открытым меню. Нажимаем «Запись на прием», «14.30», «Верной Тейлор», после чего открываются еще одни двери, и нас приглашают и приемную.

Там очень чисто, очень светло, вокруг низких столиков, заваленных журналами, стоят кресла.

Стены в основном стеклянные, так что видны кабинеты по другую сторону, а на стенах понавешены экраны, с которых разные рожи рассказывают, как обалденно им помогли в городском совете. Между роликами вспыхивает заставка: «Услуги двадцать первого века для людей двадцать первого века». Оглядываю приемную и других «людей двадцать первого века». Молодая женщина сидит и неподвижно смотрит перед собой, а ее сынишка носится вокруг кресел и орет во все горло; дяденька под полтинник в махровом халате поверх куртки разговаривает сам с собой. Видеоролик прерывается, на экране появляется надпись: «Миссис Доусон — каб. 3».

Дергаю бабулю за рукав:

— Вызывают. Гляди.

— Третий кабинет? Где это, Адам?

Дверь с цифрой «3» справа в углу. Сквозь стекло видно, что там уже кто-то есть и ждет нас — человек в мятом костюме с таким же мятым лицом. Когда мы входим, он привстает, вытирает руку о пиджак и протягивает бабуле.

— Верной Тейлор, — говорит он.

— Валери Доусон, — говорит бабуля и пожимает ему руку. Со мной он не здоровается. В кабинете пусто — только стол с ноутом и стулья.

— Присаживайтесь. Присаживайтесь. Ну, миссис… э-э…

— Доусон, — повторяет бабуля.

— Ну да, ну да. Чем могу быть полезен?

Бабуля глубоко вздыхает и разражается речью.

Так я и думал: спотыкается на каждом слове. Понятное дело, вот вы бы сами поверили, если бы я рассказал вам эту историю? Сижу, слушаю, и меня всего крючит от стыда за нас троих. Глаза сами собой ищут, на что бы отвлечься. Малыш из приемной глядит на нас. Прижался щекой к стеклу, и получилось как будто улиточья подошва. Бабуля с мистером Тейлором его не замечают, а я показываю ему язык. Лицо у него перекашивается. Он тут же отскакивает от стекла и теряет равновесие, падает и ревет. Сидит на полу, а мамаша даже не глядит в его сторону.

Меня бесит, что никто не обращает на него внимания, и бесит, что плачет он из-за моей рожи. Смотрю на мистера Тейлора. Бабуля уже давно перешла к делу. Мистер Тейлор слушает ее и делает какие-то пометки в компе, но стоит ей назвать дату — первое января, — как он перестает печатать и стреляет глазами сначала в сторону бабули, потом в мою. Его число я уже засек, а теперь оно снова бьет по мне. Он один из них, тоже «двадцать седьмой», только утопленник. Я их уже навидался, слышал шум воды в ушах, чувствовал, как она заливает легкие, заполняет живот, тащит меня вниз.

Мистер Тейлор довольно долго глядит на меня, а потом перебивает бабулю и в первый раз обращается прямо ко мне:

— Первое января, Новый год. Так как вы считаете, что произойдет?

— Не знаю. Какой-то катаклизм. От него обрушатся дома и все загорится. Вода тоже будет, много воды. — Говорить ему о воде — как нож острый, и голос у меня предательски дрожит: — Много народу погибнет. Очень много.

— И все, больше ничего? Никаких подробностей? Никакой настоящей информации?

— Это будет по-настоящему! Все будет по-настоящему! Я понимаю, вам кажется, что это выдумки, но на самом деле нет!

Бабуля подается вперед:

— Он их с рождения видит. Числа. Всю жизнь. Я не рассчитывала, что вы мне поверите, поэтому принесла вот это. — Вытаскивает папку с газетными вырезками, которые показывала мне. — Понимаете, его мама была такая же. Тоже видела числа. Может быть, вы ее помните. Джем, Джем Марш — про нее писали во всех газетах. Предсказала теракт на колесе обозрения в 2009 году. Смотрите, вот вырезки…

— Бабуля!..

— Ш-ш, Адам, это уместно. Это убеждает.

Подталкивает папку к мистеру Тейлору. Мистер Тейлор лезет в карман пиджака за очками и читает.

— Да, — говорит он тихо, как будто про себя, — да, я помню. Значит, это была ваша мама?

Он поднимает голову и смотрит на меня, как будто впервые видит.

— Да, — говорю.

— Но ведь она впоследствии все отрицала, не так ли? Утверждала, что все придумала?

— Она это сказала, чтобы от нее отстали. Вот и все.

Он тоже наклоняется вперед и пролистывает еще несколько бумажек. Потом снимает очки и откидывается на спинку кресла. Закрывает глаза и долго ничего не говорит. Даже не двигается, и в конце концов мы с бабулей переглядываемся, как раз когда он оживает.