На наш взгляд, именно в характере общественного сознания, в особенностях системы в целом. Последняя уже революционна, тем самым приняла тетрарный стереотип, отказаться от которого невозможно как от самоё себя, тогда как в реальности предпринимаются попытки избавиться от "четвертого". Без выхода за рамки системы эта задача невыполнима, поскольку подобна усилиям по поднятию груза, на котором стоишь, или, что то же, мюнгаузеновскому вытягиванию себя за волосы из болота. Чем интенсивнее давление на четвертый элемент, тем активнее отдача, последняя неограниченно растет вместе с внешним воздействием, ибо питается не только собственными ресурсами, но и заимствованными у противников. Так, директивы Генерального штаба России в 1994 – 96 гг. становились известными чеченским боевикам раньше, чем федеральным войскам; на вооружении полевых командиров зачастую оказывалось русское оружие, которым не располагала регулярная армия. Но главное в таких условиях – "дух". Идеологически Россия полностью проиграла в собственных средствах массовой информации, тогда как для чеченцев война была исполнена высшего смысла.
Российское национальное государство, как ранее Грузия, полагавшее, что имеет противником одного из своих провинциальных субъектов, фактически вступило в схватку с самим собой, с конструктивным принципом 3 + 1, наиболее острым и последовательным олицетворением которого служила Чечня, семантически четвертое звено в кавказском ансамбле, последний же – "четвертый" в СНГ (см. рис. 1-17). По существу РФ боролась со складывающимся евразийским блоком, в часть которого ей предстоит превратиться, с его организацией 3 + 1, действующей на всем евразийском пространстве как в прошлом, так и в обозримом будущем. Такая борьба заведомо обречена – из-за "связанности рук", из-за того, что соперник больше тебя, в его рядах, вдобавок, ты сам. Чеченские лидеры тех лет не совершили подобной ошибки, изначально выступая не только за независимость, но и за блок, см. выше: будь то СССР, СНГ.(16) Ситуация достаточно типична, и "неожиданная" стойкость четвертых элементов всякий раз оказывается проявлением устойчивости кватерниорного паттерна в целом. Вывод полезен и применительно к другим, не столь драматическим процессам, его не стоит упускать из вида на протяжении последующего изложения.
Трансформация СССР в СНГ, или его преемника, приводит к изменению его политических свойств, о чем свидетельствует сравнение двух структур: рис. 1-16 и 1-17. Прежде всего, роль логически центрального ядра играет уже не совокупность трех региональных ансамблей: славянского, Закавказья, Прибалтики, – а трех государств: России, Украины, Беларуси.(17) Насколько последняя группа может считаться относительно целостной (полной, замкнутой, связной), настолько по отношению к ней справедливо все сказанное о структурах n = 2, М = 3 (см. раздел 1.3
). Стоит отметить отличие данной ситуации как от имперской, когда функция ядра принадлежит одной метрополии или, как в редкостном случае Австро-Венгрии, двум, так и от советской, когда ради построения интернационального коммунистического государства огромный славянский комплекс был подверстан в одну строку с несоизмеримо меньшими другими. Замена трех этнически и конфессионально разнородных ансамблей на тройку национальных государств отражает происходящее: возрастание общественно-психологического значения этнических и конфессиональных факторов (по сравнению с интернационалистским, атеистическим СССР), углубление межгосударственных границ (преодоление черт унитарности, присущих СССР), – что задает "деунифицирующий" тон всей системе. Необходимым условием формообразующей работоспособности России, Украины, Беларуси является, во-первых, сохранение за каждой статуса отдельного (суверенного) элемента и, во-вторых, обеспечение их логической равноценности. Вокруг последнего пункта развиваются специфические, хотя по-своему и естественные, коллизии ввиду фактических различий в площадях территорий, численности населения, размерах ВВП, а также исторической памяти. Проблема, известная и по ЕС – из-за наличия там европейского "кита", единой Германии – в СНГ, с учетом России, оказывается еще более острой, но, как и в ЕС, разрешимой. К этому мы вскоре вернемся.