Число и культура

Хотя консерватизм, радикализм или либерализм и подвержены влияниям общественно-исторических перемен (так сказать, перемещаются, трансформируются во времени и пространстве), но тем не менее время для них является чем-то внешним, именно влияющим. Их самоидентификации и самовыражению свойственно придерживаться определенных «непреходящих», «пространственных» принципов и идей. Так, если изменение текущих условий требует для достижения максимального практического эффекта мобильной внутренней переориентации, то любая из традиционных политических позиций испытывает значительную неловкость: ей быстро не перестроиться, не начать сегодня говорить прямо противоположное вчерашнему, для этого требуется время, иногда довольно значительное. Поэтому консерваторы, радикалы и либералы и уходят попеременно в тень, сменяют друг друга на посту властителя общественных умов и сердец, поэтому и непреодолимо принципиальное размежевание между ними.

Иное дело в большевистском политическом пространстве-времени. Большевики, в соответствии с диалектизмом марксистской теории, и в руководящих принципах своей конкретной практической деятельности отказались от традиционных, «метафизических» представлений о сугубо «пространственном», синхроническом характере политических позиций. Сама внутренняя сущность, образ и природа политических феноменов приобретают здесь коренную зависимость от хронологического фактора, время здесь имманентно процессу политической самоидентификации. Если, например, сторонники этносоциального консерватизма одновременно в качестве своей платформы признают социально-ретардационные принципы, определенные этнические традиции и даже, может быть, некие высшие, абсолютные ценности (их сочетание создает прочный идеологический костяк и, соответственно, обусловливает заметную неповоротливость), то большевики не нуждаются в подобных сковывающих ограничениях. Одновременность для них относительна, она есть и ее нет: все зависит от выбранной точки зрения. А точка зрения выбирается, конечно, наиболее выгодная для конкретных условий, для конкретных политических задач по укреплению собственной власти. Внимание одних можно обращать на одно, других – на другое; через неделю или через год – сказать прямо противоположное; и всякий раз каждое из подобных утверждений будет относительно (в данных условиях) верным и отнюдь не будет противоречить соседнему или предшествующему. Диалектический метод «с одной стороны… но, с другой стороны…» – воистину волшебная палочка-выручалочка. Большевики свободно странствуют по различным идеям и ценностям, для них нет барьеров между ними. Именно благодаря этому им и удается внутренне и внешне совместить разнородные утверждения консерваторов, радикалов и либералов, несовместимые в традиционном политическом пространстве, в рамках обыденного здравого смысла. Причем на помощь здесь приходит арсенал риторических и театральных приемов.

Член РСДРП Фарандзем Кнукянц рассказывает о заседаниях Бакинского партийного комитета в 1905 г.: «Вот время уже начинать, а Кобы все нет, он всегда опаздывал. Немного, но постоянно. Казалось, что часы у него существуют лишь затем, чтобы вычислить необходимое для опоздания время… Коба входил с книгой, которую прижимал левой, укороченной рукой к груди. Сев в угол, он слушал каждого выступающего молча. Высказывался последним, не спеша, сравнивая взгляды, мнения, аргументы. Выбрав самые перспективные и дельные, он вносил свое предложение, как бы подводя черту. Отсюда – впечатление особой значительности каждого произносимого им слова. Таким способом он достигал большого театрального эффекта» / 7 /. Приемы опоздания, «последнего» слова, сравнений (с одной стороны… но, с другой стороны…) повторялись на конференции в Ялте с Черчиллем и Рузвельтом, а также постоянно во внутренней политике.

Подобные незатейливые, но безотказно действующие приемы превратились в риторико-политический атрибут советских коммунистов. Кто-то суетится, стремится нечто предложить, а дело совсем не в том, насколько верны и плодотворны высказываемые предложения, а в том, за кем последнее слово. Оно, кстати, учтет и то, что предлагалось ранее, но учтет не только это. Выступать в качестве распорядителя чужих мнений значит одновременно занимать место высшего судьи, арбитра, место последней, наиболее весомой инстанции. Советские коммунисты совсем не случайно в свое время монополизировали печать и другие средства массовой информации. Если целесообразно, они давали высказаться на своих страницах посторонним лицам (разумеется, в рамках допустимого), но последнее слово, да и само дозволение исходили, конечно, от них.