Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения

Amor mi mosse, che mi fa parlare[43]

.Меня сюда из милого мне края
Свела любовь; я говорю любя.

В «Пире» встречаем другое выражение, связанное с Троицей, «путь истины и света», что сопоставимо со словами Иоанна: «Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине» (Пн., 14: 6), позволяя дальше прояснить функции трех дам. Мария — истина, «не испытывающая ошибок». Лючия — свет, как та Лючия, которая появляется в античистилище, чтобы перенести спящего Данте к входу в Чистилище, открывая ему тяжкий путь к Земному Раю.

Когда заря была уже светла,
А ты дремал душой, в цветах почия
Среди долины, женщина пришла,

И так она сказала: «Я

Лючия;Чтобы тому, кто спит, помочь верней,
Его сама хочу перенести я»[44].

Беатриче — путь, «по которому мы перемещаемся к блаженству бессмертия». Эта истина подтверждается в соответствующем продвижении Данте вместе с Беатриче в Раю.

В последующих комментариях по поводу самой известной триады «Божественной комедии» я попытался передать мои собственные ощущения сложных внутренних отношений всех выражений факта Троицы. Большинство отношений, на которые я указываю, прямо или косвенно вытекают из трудов предыдущих комментаторов Данте, часто расходящихся друг с другом. Все же, с моей точки зрения, они одновременно и частично верны, и частично неверны.

Некоторые, например, отождествляют трех дам с Властью, Мудростью и Любовью, другие — с Верой, Надеждой и Любовью. Я уверен, оба соотношения верны, ни одно из них не является исчерпывающим. Чтобы окончательно прояснить обсуждаемую тему, необходимо, чтобы члены всех триад рассматривались как выражение Одного, Двух и Трех. Перечисляя их именно в таком порядке, возможно, станет более ясным общее соответствие, вероятнее, четче, чем я смог выразить на отдельных примерах.

Перед нами один из величайших средневековых парадоксов, что Единство Троицы недейственно без включения несовершенной дуады, особенным образом воплотившейся во второй личности:

Ma tre persone in divina natura,
ed in una persona esse a l’umana[45]

.Но в божеской природе три лица
И в ней, единой, смертная слияна.

Двойственность второй личности — образ, чья соотнесенность с кругом стала той безусловной тайной, которую попытался постичь Данте.

Значение символа подробно описано в «Сумме теологии» Аквинского. История средневековой христологии обозначается им как непрекращающаяся попытка осветить этот парадокс. Совершенство Господа в своих сущностях никак не допускало намеков об обратном. С другой стороны, доктрина примирения с Богом, с церковью требовала, чтобы Сын вобрал в себя несовершенство человека: «In quantum homo, in tantum mediator». Теологи успешно решали проблему, игнорируя ее, так что «в учении о личности Христа человек (homo) почти полностью устранялся, хотя в христианском вероучении эта ипостась заняла ведущее место».

Аквинский придерживался мнения, что союз Бога-человека реален, но не с точки зрения проявления божественной сущности, а только с позиции сущности человека. Однако, даже учитывая все обстоятельства, это только заменяет один парадокс на другой. Пока, наконец, не появился Данте, чтобы поверить, что человеческий интеллект решил или может решить обозначенную проблему.

Хотел постичь, как сочетаны были
Лицо и круг в слиянии своем;
Но собственных мне было мало крылий;
И тут в мой разум грянул блеск с высот,

Неся свершенье всех его усилий[46]

.

Несколько отличная, но столь же сложная проблема связана с происхождением Христа, Сына человеческого и Сына Господа, а значит, равного Господу.

Сравним:

Поистине безумные слова —
Что постижима разумом стихия
Единого в трех лицах естества![47]

Все же сложность понимания, без сомнения, заключается в том, что образ (двойственный, несовершенный) соотносится с кругом (совершенным духовно). Не приходится сомневаться и в том, что эта поддающаяся искажениям мораль смешивается (в Боге-человеке) с неразделимостью Троицы. Возвеличивая Бога-человека как архетип космического дуализма, Средние века избежали манихейского противопоставления двух антагонистических начал, добра и зла.

Следовательно, это первый принцип, на котором Данте основывает гармонию материи и формы. Два прямо противоположных начала воспринимались активными во всем космосе, в Средние века проявление их оппозиции определялось во многом более четко, чем выражение самой Троицы.