Чиста Английское убийство

— Ты чего натворил, мудило грЕшное?!! — страшным шепотом осведомляется Поули.

— Не понял юмора… — цепенеет Скерес.

— Глаз-то — ПРАВЫЙ!! Правую руку тебе, штоль, оторвать нахер — чтоб у нас тут левша появился?

— Ой, йо-оооо…

— Вот тебе и — «ой, ё»…

Труп с торчащим из глаза кинжалом перетащили уже тем временем на середину комнаты; внимательно осматривают кровать — нет, крови нету, всё чисто. Шума, опять же, избежали — любопытствующие в дверь не ломятся. В общем — могло быть и хуже…

— Так… — ищет между тем решение Скерес. — А что, если он напал сзади?

— Постой, постой… И что — нарвался глазом на собственный кинжал? Но это же — курам на смех!

— Да в пьяных драках чего только не случается…

— Ладно, выбирать особо не из чего, а бог не выдаст — свинья не съест, — принимает решение командующий операцией. — И хорошо хоть беладонна подействовала как надо… Так! Я пошел за хозяйкой, а вы тут давайте, изображайте жертву… Но если вы сейчас еще и порезы не на ту сторону головы нанесете — с учетом атаки сзади! — я лучше ту голову вааще оторву нахрен, вот те крест!

Сцена 11

Старая леди хмуро озирает театр (а правильнее бы — «цирк»…) боевых действий. Головорезы Службы виновато переминаются с ноги на ногу — ни дать, ни взять пятиклашки перед учительницей, выясняющей — кто разгрохал мячом форточку на перемене… «Хороши, нечего сказать!» — с неподражаемым выражением подытоживает она — отчего та картина маслом приобретает абсолютную уже завершенность.

Со вздохом направляется к дверям, поманив за собой пальчиком Поули — как, типа, старосту проштрафившегося класса.

— Извёстка… — тихо произносит она, чуть кивнув головой в направлении трупа. — У него подошвы в извёстке. Он натоптал — и здесь, и в коридоре…

Поули — высокому профессионалу! — потребовалась добрая пара секунд, чтобы осознать смысл сказанного. После чего возникает удивительный оптический эффект: как — непонятно, но он взирает на эту крохотную старушку снизу вверх:

— Мэм! Миледи!.. Простите за высокопарность, но вот в такие моменты как раз и понимаешь — почему Англия непобедима!

Старая леди величаво кивает:

— Я извещу констеблей, но вряд ли они появятся раньше чем через пару часов. Слух, однако, разнесется быстро, и через небольшое время тут отбою не будет от любопытствующих. Надеюсь, вам хватит сноровки охранять Crime scene и не пускать их дальше входной двери?

Когда хозяйка убывает, Поули командует подельникам:

— Затереть следы известки на полу, мигом! И сами подошвы!

Скерес с Фрайзером озадаченно переглядываются — а командир-то наш не рехнулся ль? Нашел время — потрафлять старой аккуратистке…

— Шевелитесь, черт бы вас взял! Это будет похуже правого глаза!

И, видя полное их непонимание, снисходит до объяснения:

— Из всех окрестных улиц в известке можно перемазаться только на Риджент-стрит — там стройка. А мы подходили к пансиону с противоположной стороны — с Эппл-роуд!

Присев на корточки, Поули принимается на всякий случай обшаривать карманы убитого.

Только теперь зритель может наконец толком, вблизи, разглядеть его лицо: это — нанятый Скересом «Ржавый» (что ж, портретное сходство и впрямь есть).

Киллер, как легко догадаться, вошел в пансион, обменявшись плащами с Марло, во время совместного их со Скересом «патрулирования сада»; в каковой сад он проник — через Риджент-стрит.

…Поули на миг отрывается от своего занятия и задумчиво вопрошает в пространство:

— Вот интересно: в каком же она, на самом деле, чине?

Сцена 12

Дептфордские доки (впрочем, точная идентификация места оставлена на усмотрение зрителя: бегущей строки нет).

Луна, в принципе, есть — но проку от нее, считай, никакого.

В стремительно сгущающемся тумане от пирса отваливает ялик; гребец виден совсем уж размытым пятном, а темный силуэт пассажира на корме дарит прощальный взмах двоим закутанным в плащи провожающим и декламирует:

— Как лист увядший падает на душу… — похоже, стихи…

Туман сгущается до того, что из него уже, похоже, можно нарезАть кирпичи, как из фирна на эскимосское иглу; чернота неподвижной воды тяжела и вязкА, как мазут… Со звуками, как частенько бывает в тумане, творится странное: плеск весел отплывающей лодки слышен даже вроде как всё отчетливей — на фоне тихо-тихо вступающих саундтреком первых тактов траурного марша из вагнеровской «Гибели богов».

Оба провожающих, не сговариваясь, широко крестятся — и по тому, как они после этого переглядываются, ясно: эти подобными выражениями чувств не разбрасываться не привыкли…

Поули:

— Хм… Вам тоже померещилось, сэр?

Уолсингем (мрачно):

— Померещилось, как же… Чуть перефразируя: если нечто смотрится как Ахерон и звучит как Ахерон — может, это Ахерон и есть?

Поворачиваются и уходят прочь от берега; туман при этом начинает рассеиваться столь же стремительно, как и сгустился, и через считанные минуты от него не остается и следа. Странный туман принесло с реки в предпоследний весенний вечер 1593 года…