Чистая душа

Прохор, отделившись от группы, подвел одну из телег к краю ямы. С телеги начали выгружать мешки. Никто не разговаривал, лишь изредка слышны были тяжелые покряхтыванья. Кто-то, словно не умещая в душе неприятные думы, громко вздохнул.

— Эх, настали времена!..

И опять все работали молча.

Снова кто-то заговорил:

— Эх, прошло бы все по-хорошему! Не жалко, если бы даже все сгнило тут.

— Не болтать! — сурово обрывает отец. — Говорят: слово — серебро, молчание — золото. Смотрите у меня, что бы ни приключилось — умри, а язык держи за зубами. Понятно?

— Ладно уж, Захар Петрович! — говорит кто-то обиженно. — Неужто не верите нам?

— Знаю, вы все хорошие люди. Однако не думайте, что предатели бывают только из таких, которые не советские. Болтовня да трусость живут рядом. А из труса выходит предатель…

Павлик вздрогнул, словно эти слова отец сказал, заметив его, спрятавшегося за деревьями.

«Разве я трус? Если бы было так, разве я смог бы прийти ночью в такой лес?» — «А показываться отцу боишься», — словно поддразнил его кто-то.

Павлик вышел и встал перед отцом:

— Папа, я не трус!

— Павлик?1 Ты?..

Все бросили работу. Наступила тишина. Казалось, даже лошади насторожились.

Павлик ждал, что отец сейчас возьмется за него. Хорошо, если дело обойдется без подзатыльников. Но Захар Петрович, — или оттого, что был очень поражен, или же рассчитывая заставить Павлика сказать всю правду, — против ожидания, заговорил благодушно:

— Ты что, в разведчики пошел? Да? Следить за нами? Ишь, следопыт выискался!

— Я не знал, что вы едете сюда.

— Не ври, сынок!

— Нет, папа. Я один пришел в лес, и я не трус.

Пропустив без внимания эти слова, отец продолжал допрос:

— Говори, кто тебе сказал, что мы собрались ехать в лес? Кто научил следить за нами?

— Никто, папа! Никто не говорил, и я не знал об этом.

— Так. А где твой товарищ?

— Какой товарищ? Я один…

— Говори правду, не бойся.

— А я и не боюсь.

— Не боишься? А знаешь, что ты сделал?

— Что я сделал?

— Ты узнал то, что тебе не следовало знать. И ты за нами следил. Кто тебя послал?

Павлик чуть не заплакал от обиды.

— Говорю же, никто! — крикнул он запальчиво. — Я сам хочу быть партизаном. — Сказав это, Павлик уже не смог удержаться, слезы брызнули из его глаз.

— Так ты хочешь быть партизаном? — спросил его Прохор.

— Конечно, хочу. И буду!

И Павлик рассказал, как учился не бояться, как в темные ночи один бродил по лесу.

— Дурак! — сказал отец.

Но это оскорбительное слово прозвучало у него совсем не сердито, словно он хотел сказать: «Молодец!»

Люди, стоявшие около ямы, добродушно рассмеялись. Легко стало и Павлику.

Но отец тут же распорядился.

— Ладно! — сказал он отвердевшим голосом. — Прохор, твоя телега освободилась, езжай домой. Увезешь кстати и этого сопляка. Я с ним завтра как следует поговорю. А мы переменим место…

6

На следующий день отец подозвал Павлика.

— Иди-ка помоги мне. — Связав пеньковые пряди, он собирался вить веревку. — Крепче держи!

Павлик молча взял концы.

— Ну, выспался, «партизан»?

— Выспался, — тихо ответил Павлик.

Отец сложил веревку вдвое и, соединив концы, начал скручивать ее снова. Павлик с удовольствием смотрел, как красиво и плотно вьется у отца веревка. Попросить бы сплести кнут! Да разве сплетет? Еще в прошлом году просил, не сплел. «Учись сам!» — только и сказал. Правда, Павлик и сам умеет плести, только у него так не получается, как у отца.

Отец долго работал молча, только изредка поглядывая на сына. Наконец заговорил.

— Тебе придется уехать, парень, — сказал серьезно, как говорят взрослому.

— Куда?

— Где спокойнее. Может, на Урал или в другое какое место… Детей из колхоза отправляем.

Павлик встревожился:

— Зачем?

— Здесь оставаться опасно, сынок. Фашисты идут.

— А вам разве не опасно?

— Мы взрослые. Нам стыдно, сынок, оставлять свое село. А ты еще маленький. Тебе надо учиться. Там будешь ходить в школу.

Павлик не знал, что ответить отцу. А разве он не может стать партизаном? Ведь он тоже готовился!..

Он понял, что отец, а с ним и другие колхозники готовятся к борьбе с фашистами. Они приготовили место в лесу для пратизанского лагеря, если окажется так, что придут немцы…

Наверное, отец решил отправить меня потому, что я узнал тайну. Дескать, если попаду в руки врага, не выдержу, испугаюсь, расскажу врагу и провалю все дело…

Павлик едва сдержал слезы.

— Я не поеду, — тихо, но твердо ответил он.

Отец отозвался не сразу. Он был занят своим делом — не спеша достал ивовую палку и затянул на ней петлю. И только после этого сказал:

— Поедешь, сынок!

С озорным выражением на лице он взмахнул палкой, и веревка щелкнула в воздухе, словно кто выстрелил. В руках отца был самый настоящий кнут, замечательный, крепкий кнут с узлами на конце, с выгнутым кнутовищем!

— Ну как, хорошо?

Павлик молчал, ему было не до кнута.

— На, бери!

Павлик взял протянутый отцом кнут.

— Зачем мне кнут? — спросил он.

— Как зачем? Ведь сам просил. А я тебе обещал. Пригодится.

Павлик отшвырнул кнут в сторону и сдавленным от слез голосом закричал:

— Не надо мне кнута! И я никуда не поеду! Ни за что не поеду. Вот увидишь!..