Чистая душа

Посоветовался с возчиками, и те подтвердили правильность его решения. Только они считали, что лучше всего сможет выполнить эту задачу сам директор. Поэтому, захватив с собой запасы крупы и масла, он выехал вперед. Кучер, шустрый мальчишка, размахивая кнутом, пронзительно свистнул.

Обоз добрался до деревни только к полуночи. К этому времени мороз настолько окреп, что многие обморозили носы, щеки, пальцы. Даже тепло одетые стали коченеть. Все устали и проголодались.

И какова же была радость, когда убедились, что в деревне, несмотря на то, что была полночь, их ждали теплые избы и горячие самовары…

6

В дороге жена Карпова, Мария Гавриловна, немало натерпелась страхов за своего ребенка. Холод сковывал ее до костей. Тревожно думала: «Что будем делать, если придется остаться на всю ночь в санях?» Сын спал. Ее тоже стал одолевать сон. «Что это такое? — испугалась она. — Неужели замерзаю? Ведь говорят, замерзающих клонит ко сну…»

И вдруг над ее головой прозвучал веселый голос Аркадия Андреевича:

— Приехали, Мария Гавриловна, вставайте, вас ждет горячая печка!

Мария Гавриловна стала торопливо разгребать сено. Аркадий Андреевич крикнул мальчику-кучеру: «Эй, парень, отведи своего пассажира!» — и пошел дальше. Его бодрый голос теперь раздавался около других подвод.

С трудом выбравшись из своего гнезда, вырытого в сене, Мария Гавриловна распахнула тулуп. Жгучий мороз охватил всю ее, как огонь. Прижимая к груди сына, она сошла с саней и онемевшими ногами зашагала к дому. Со скрипом раскрылась дверь сеней. Туг же распахнулась другая дверь, и сквозь хлынувший из избы густой пар мелькнул огонек тускло горевшей лампы. Кто-то взял из ее рук Вовочку. Кто-то ласковыми руками снял с нее тулуп. И промерзшую Марию Гавриловну сразу охватила такая теплота, какой она никогда в жизни не испытывала.

Может быть, это во сне? Может, она, крепко обняв ребенка, все еще сидит на жестоком морозе? Мороз дошел до сердца, и она, замерзая, грезит…

Нет, это не сон!

Раньше всего она увидела железную печку посередине избы. Сквозь щели на пол легли полосы огня, а в маленьких дырочках на прогоревшем железе трубы мерцают золотые звездочки.

Нет, это не сон! Сладостная теплота идет от этой печки.

И не только от печки.

Кто-то ласково говорит:

— Раздевайтесь, у нас дом теплый.

Мария Гавриловна оглянулась. Около нее стояла старушка в клетчатой косынке. В стороне, у большой русской печки, молодая женщина держала на руках ее Вовочку.

— Раздевайтесь, — повторила старушка. — Есть теплая вода, умойтесь, закусите.

— Спасибо, бабушка, большое спасибо! — проговорила Мария Гавриловна, расстегивая пуговицы пальто.

И, должно быть услышав голос матери, запищал Вовочка.

— Сейчас возьму, сейчас!

Женщина, покачивая на руках ребенка, засмеялась:

— Ой-ой-ой, крикун! Живой, оказывается! Вон как тебя укутали!

Как раз в этот момент в избу вошел Карпов.

— Вот они, оказывается, где! — обрадовался он. — Добрались живыми? Устроились?

— Вася, где ты пропал?.. Погоди, что у тебя с лицом? — встревожилась жена.

Карпов тронул щеку, улыбнулся:

— Немного пощипало. Снегом потер, отойдет!

Бабушка усиленно приглашала его раздеться:

— Замерзли, наверно? Одежда-то больно легка…

— Спасибо, — сказал Карпов. — У меня еще дела.

Он сунул руки в большие меховые рукавицы и повернул к двери.

— Надолго, Вася?

— Скоро вернусь!

Карпов вышел и, чтобы не выпустить тепло из избы, поспешно захлопнул дверь. Мария Гавриловна взяла ребенка на руки.

Женщина-хозяйка, кивнув на дверь, спросила:

— Кем он вам приходится?

— Муж.

— Муж? Вот счастливые люди!

Как бы оправдываясь перед хозяйкой, Мария Гав риловна сказала, что мужа не отправили на фронт потому, что он нужный заводу инженер.

— Это большое счастье — в такое тяжелое время иметь рядом мужа, — вздохнула хозяйка.

Оказывается, ее муж отправился на фронт в первые дни войны и она осталась с свекровью-старушкой и тремя детьми. С хлебом туговато, но пока есть еще овощи и картошка, молоко и яйца, жаловаться грех. Колхозные дела идут, хоть мужчин осталось мало. Женщины не сдаются. Сено косят, сами запрягают лошадей, пашут землю…

— Все это ладно бы, — сказала женщина, — да вот тяжко, что от мужа весточки нет. Что на фронте-то делается? Вы там, в Москве, лучше, наверно, знаете.

— Около месяца мучаемся в дороге, Не больше вашего знаем.

За дверью послышались мужские голоса.

Вошли Карпов и Аркадий Андреевич, за ними — мальчик-кучер с мешком на плечах.

Вскоре уселись за стол. На чисто выскобленном столе стоял большой глиняный горшок с горячей пшенной похлебкой. Рядом чугун с рассыпчатой картошкой.

Хозяйка и старушка-свекровь сидели на скамейке около печи, не сводя глаз с гостей. Казалось, они ждали от приехавших из Москвы каких-то больших новостей.

Мария Гавриловна так и поняла их.

— Вот наш Аркадий Андреевич, — сказала она, — недавно из Москвы и слушал там самого Сталина.

С полатей неожиданно для всех послышался удивленный голос:

— Да ну! Не врешь?