Чистая кровь

— Что "так значит"? Что "так значит"? — Передразнил меня дед с раздражением. — Ты что, жалеешь эту соплюху Ксималос? Тьфу! — Он сплюнул на пол, чего на моей памяти не позволял себе никогда. — Ты о другом подумай: если её не успокоить — она так и будет убивать. Каждый день! Сначала по одному человеку, потом — двоих, троих, в день, потом — и десяток! Да тут вообще никого не останется, одних она убьёт, другие сами разбегутся! Так уже было, при моём отце. Тогда только турок выгнали. До этого всё на турок валили, народ верил. А тут — все свои вокруг. Отец мой тогда тоже сначала застеснялся, как ты сейчас. — Дед смерил меня презрительным взглядом с головы до ног. — Так в деревне только мы и остались, пока он в себя пришёл. Кого она не убила, разбежались.

Я против воли своей заинтересовался:

— И что потом было?

Дед снова посмотрел на меня, как на идиота:

— Что потом? Потом пришлось идти через залив в Маглию, тогда там просто большая деревня была, домов на сорок. Ночью, в шторм! Наугад! А вдруг бы там не нашли, что нужно? Что тогда? Кроме Маглии, в то время и пойти было некуда, турки перед нашей победой почти всё побережье вырезали.

Он замолчал. Мне не хотелось уже спрашивать — ни нашли ли они подходящего ребенка, ни как они его забирали у родителей. Воображение подсказывало варианты один кровавее другого.

— С тех пор я понял: лучше пусть одно дитя пострадает, чем вся деревня. Здесь же, считай, через одного наши родственники. Я только знал одно: своих брать нельзя. В родне хоть малая, но доля чистой крови есть всегда. Не примет она жертву. Ребенок не должен быть чистой крови. Чистой крови должен быть жрец.

— Так что случилось-то? У Ксималос чистая кровь оказалась?

— Ты с ума сошёл? Они здесь совсем недавно, с материка приехали. Да и вообще, мы её потом достали, сейчас соплюха в нижнем сарае сидит. Она Такиса не приняла! И не могла принять, разрази меня гром! — Заорал он неожиданно. — Эта шлюха с материка! Этот упрямый дурак, которому надо было детей по любви!

Он остановился, тяжело дыша. Потом сказал уже спокойно:

— Да, ты же не знаешь… — и снова возбудился: — Ну кой демон тебя дёрнул удрать, жил бы здесь, давно бы всё знал!

Он не смотрел на меня, как будто боялся прожечь меня взглядом насквозь.

— Брат твоего деда женился на приезжей. С материка. У них кровь другая, не наша. Племя другое. Наша кровь и тут, на острове не у всех. Мы гайтары! — Дед даже вытянулся ещё прямее, хоть мне казалось, что это невозможно. — А она принимает только тех, кто с чистой кровью. С нашей, островной. И жрец должен быть не просто с острова — он должен быть из нас, из Триандесов. Она нас выбрала когда-то, кто говорит — тысячу лет назад, кто говорит — две. Не важно. Должно быть семя мужчины с чистой кровью: Триандесы по мужской линии, не разбавленные материковыми. И женщин надо отсюда, с острова брать, из гайтар. Тогда и у детей кровь чистая.

Я задумался:

— Скажи, а почему ты вообще считаешь, что она женского пола?

— Ты и правда дурень. Говорил же тебе: ей семя нужно, мужское! Кто она ещё может быть?

Пожил бы он в Германии, однако, не был бы так однозначно уверен. Правда, загребли бы его в кутузку, скорее всего, после первой же встречи с местным ЛГБТ-сообществом. За нанесение тяжких телесных повреждений.

У меня голова шла кругом. Я не мог понять, наяву я или во сне. Я не мог поверить, что это происходит со мной. Но дед был — мой, знакомый с детства, источник моих детских страхов и надежд. Но — говорил он то, что в голове у меня, человека образованного, свободно говорящего на пяти языках, просвещенного, начитанного, приученного к скепсису и отученного брать что-либо на веру, не укладывалось никак!

— Но почему ты сам не…

— Ты совсем дурак, что ли? Семя ей нужно! Семя! А мне сколько лет, знаешь?

Он задохнулся и несколько минут тяжело отдувался, пытаясь восстановить дыхание.

— Но, дед… А если бы я не приехал?

— Она не должна была подняться так рано, — тяжело и устало ответил он. — Ей спать еще лет десять было. Но тут эти припёрлись… немцы твои. Говорил я им, не надо в развалины лезть! Нечего старое зло тревожить! Смеялись, говорили свои глупости про деревенские предрассудки… смотрели как на старого барана…

Он опять замолчал, тяжело дыша. Было видно, что он устал и плохо себя чувствует. Я впервые видел его в таком состоянии.

— Ну кто их прислал сюда на нашу голову? Залезли в сакрос, алтарь ковыряли… плиту предалтарную выдрали… она и пробудилась. Там дышать-то надо осторожно, когда она спит, а они…

Он безнадёжно махнул рукой.

— Я думал — пока она проснётся, или ты вернёшься, или я Павола подготовлю. Ему уж одиннадцать, недолго оставалось. Конста разбился, как же не вовремя! Цыган-то выгнали с острова, правильно ты говоришь. Я всю голову сломал, где ребенка-то взять. Потом вспомнил про лагерь этих, как их… рефьюжи.

— Беженцев?