Чистая любовь

Мэллори рассмеялась, подтянув ноги поближе, и положила подбородок на колени, подпевая новой песне. Я наблюдал за ней краем глаза и продолжал листать старые учебные материалы, но все мое внимание было устремлено на Мэллори. Я обвел взглядом черные линии, подчеркивающие ее глаза, длинные ресницы, платиновые пряди, которые выбились из конского хвостика и обрамляли подбородок. Внезапно мне захотелось видеть ее без макияжа, провести пальцем по ее щекам, не покрытым румянами, заглянуть в глаза, не обведенные черной подводкой, и увидеть натуральный цвет ее губ, почувствовать их, не размазывая помаду…

Попробовать их на вкус.

Последняя мысль вывела меня из забытья, и я прочистил горло, взявшись за следующую коробку. Ту, что лежала в самом низу стопки и дальнем углу, и коробка была очень пыльной, когда я поставил ее перед собой на стол.

Я стряхнул облако пыли и поморщился.

– Было больно?

– Когда я упала с небес? – хихикнула Мэллори. – Брось, Логан, у тебя наверняка есть подкаты получше.

Я усмехнулся.

– Нет, я про это, – сказал я, показав на ее кольцо в носу, и ущипнул носовую перегородку. – Да, есть ощущение, что это было больно.

Мэллори подняла руку и провела пальцем по бриллиантам, украшающим нижнюю часть кольца и подчеркивающим ее слишком идеальный носик. Забавно, что я обратил внимание на ее нос, но так уж вышло. Он был идеальным по размеру для ее лица, кончик напоминал небольшую пуговку, а кольцо, которое она вдела, только лишний раз привлекало к носу внимание.

– Немного, – призналась Мэллори. – Но мне было восемнадцать, и я хотела побесить родителей. Да будь это так же больно, как роды, я бы все равно не отказалась от этой затеи.

Я выгнул бровь.

– Ты сделала пирсинг назло родителям?

– Нет, я сделала его, потому что мне он нравился и я сама захотела, – ответила она, немного улыбнувшись. – Но злость отца стала приятным бонусом.

– Уверен, ему тоже нравились татуировки.

– О, та, что у меня на пояснице, – его любимая.

Я рассмеялся, сняв крышку с пыльной коробки.

– Почему ты была так одержима желанием вывести их из себя?

С ее губ сорвался вздох.

– Долгая история, и, чтобы ее рассказать, нужна выпивка. Может… – она осеклась на полуслове. – Логан? Что случилось?

Я не хотел ничего говорить.

Я хотел покачать головой, отшутиться, попросить ее продолжить рассказ.

Хотел закрыть стоявшую передо мной коробку и сделать вид, что никогда не открывал ее и не видел, что там лежит.

Но не смог.

Я мог только стоять тут и таращиться на обугленные останки худшего дня в моей жизни.

Коробка была не промаркирована, и теперь, увидев, что в ней находилось, я сразу же понял причину. Эту коробку и не должны были найти, не должны были распотрошить. Ее края были покрыты черной копотью, а лежащие внутри предметы выглядели так, словно кто-то сгреб все со своего стола в день увольнения, готовясь пройти по тропе позора к своей машине, сложив в коробку все, что когда-то украшало его кабинет.

Лежащая сверху почерневшая рамка для фотографий была сломана: стекло разбито, серебристая рамка почти почернела, а фотография обгорела и пострадала от воды. Но всего один ее дюйм оказался незамаранным, и можно было разглядеть, что на нем изображено.

Улыбающееся лицо моего старшего брата, когда папа пошутил перед тем, как нас сфотографировать.

Я сглотнул и, чтобы не рухнуть в обморок, вцепился в складной столик, на котором стояла коробка. Кровь словно отхлынула от моего лица, шеи, от каждой жилки в моем теле.

– Это вещи моего отца.

Едва я произнес эти слова, как Мэллори вскочила с пола и заглянула в коробку вместе со мной.

– Что?!

Я тупо кивнул.

– Это… это Джордан, – сказал я, проглотив комок в горле, и показал на остатки фотографии. – Эта фотография стояла у отца на столе. Ее сделали во время летней поездки на рыбалку незадолго до его смерти.

– Господи… – прошептала Мэллори и запустила руку в коробку, чтобы достать рамку. Она взяла ее как можно бережнее, но пальцы тут же покрылись сажей. Мэллори поднесла рамку к глазам, внимательно разглядывая, и я заметил, как она провела взором по фотографии, а потом снова посмотрела на меня. – Логан, разве не проводили расследование, что произошло в тот день?

Я кивнул. Каждое мое движение было замедленным и отстраненным, словно за секунду до обморока я погрузился в ледяную воду.

– Разве это не улики? – спросила Мэллори, вытащив из коробки очередной обгоревший предмет. С пресс-папье, которое когда-то было золотым, а теперь почти почернело, посыпался пепел. Мама подарила его отцу на Рождество, и на нем была выгравирована его любимая цитата Колина Пауэлла[2].

«У успеха нет секретов. Это результат подготовки, тяжелой работы и извлечения уроков из неудач».

Я не мог вымолвить ни слова. Просто смотрел на пресс-папье, пока Мэллори смотрела на меня.

– Логан?

Я моргнул.

– Не знаю. Возможно, они решили, что это не относится к делу.