Чистая любовь

Мама резала овощи, а я стоял, протянув к ней руки, и от удивления у меня отвисла челюсть. Мама всегда была самым здравомыслящим членом нашей семьи, даже когда еще был жив папа. Если он вдруг выходил из себя, именно она его успокаивала. Но сейчас мама так злилась, что едва могла нарезать овощи.

И все из-за меня, из-за чувства, которому я поддался, хотя полжизни пытался именно по этой же причине его побороть.

– Мам, – снова позвал я, но она резко меня перебила.

– Накрывай на стол и зови братьев в дом, – она скинула нарезанные помидоры в большую миску для салата и принялась за огурцы.

Мама на меня даже не смотрела.

Я глотнул, оцепенело кивнул, хотя она меня не видела. Накрыл на стол, как она и просила, позвал братьев и оставшийся вечер провел в своих мыслях.

Ужин прошел весело, мы отмечали победу Джордана в штате, но улыбался я через силу. Казалось, задаваемые мною вопросы звучали со стороны. Шутки, которые я отпускал, были сдержанными и пустыми, словно сегодня вечером в мое тело вселилось другое существо.

В душе я никогда еще не ощущал себя таким одиноким.

Если уж даже с мамой я не мог поговорить о Мэллори, то прекрасно понимал, что не смогу обратиться с этим вопросом и к братьям. А если не могу поговорить с ними, выходит, мне придется в одиночку разбираться со своим будущим.

Это холодное чувство одиночества окутало меня густым туманом, а когда я заползал в пикап, чтобы поехать домой, то будто я оказался в одиночестве на подводной лодке где-то посреди Атлантики.

Я смотрел на значок Шевроле, пока он не стал расплываться перед глазами. Руки лежали на руле, а мыслями я витал где-то очень далеко. Когда я наконец пришел в себя и повернул ключ зажигания, загорелся экран лежащего на соседнем сиденье телефона.

И на нем высветилось имя Мэллори.

Меня можно было бы принять за бейсболиста, нырнувшего за катящимся мячом, так быстро я протянул руку, схватил девайс и набрал пальцами пароль, чтобы увидеть текст сообщения.

Мэллори: Ты ублюдок.

Волнение, которое я чувствовал секундами ранее, мигом испарилось вместе с выдохом. Я смотрел на прыгающие точки на экране, подсказывающие, что Мэллори пишет что-то еще, и задумался, что она еще может написать.

Ты не позвонил.

Зачем ты убрал у меня дома, чудик?

Секс был ужасным, больше никогда со мной не разговаривай.

Но я увидел целый абзац текста вперемешку с эмодзи.

Мэллори: Я говорила тебе, что плохо переживаю эмоции, и ты порекомендовал мне такую книгу??? Ты эмоциональный серийный убийца? Фредерика только что избили, и Вернер пошел с ним домой, но теперь они говорят, что он лгал и что ему восемнадцать, хотя на самом деле ему шестнадцать, а все потому, что они хотят, чтобы он работал в Берлине для нацистов. А потом бедная Мари-Лора взрослеет и теряет невинность, зная, что ее отец больше не вернется, а Этьен больше не позволит мадам Бланшар устраивать бунт в его доме, и… и…

Последовала пауза, а затем появился плачущий смайлик.

Я усмехнулся, меня затопило облегчение, хотя в груди в то же самое время прострелила сильная боль. Я вспомнил, что чувствовал, читая «Весь невидимый нам свет». Развитие истории, невероятный авторский стиль, сильные эмоции – именно поэтому книга стала моей любимой.

Она читала мою любимую книгу.

И эмоции, которые она сейчас испытывала во время чтения, были лучше слов, которые она могла бы сказать.

Я: Ты читаешь.

Мэллори: Я читаю.

Мэллори: И едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы отложить эту книгу, и все благодаря тебе. Ублюдок.

Я улыбнулся, чувствуя, как сдавило в груди, и замер, раздумывая, что ответить. Я не знал, стоит ли затрагивать вчерашнюю ночь, стоит ли пользоваться возможностью и спрашивать, о чем она думает. Но не успел я решить, как пришло еще одно сообщение.

Мэллори: Возможно, на сей раз я просто искала повод написать ТЕБЕ…

Сердце подпрыгнуло, как гребаный леприкон, и я не смог бы сдержать улыбку, даже если бы постарался.

Я: Рад, что ты нашла повод.