Чистая речка

Сейчас к ней было не подойти, там вплотную стояли несколько женщин. А у другой такого не происходило. Да еще и священник, которого я немного знаю, вдруг заговорил именно обо мне! Тоже чудеса. Наверно, поэтому люди сюда и ходят – потому что в церкви происходят чудеса.

Я вышла из церкви. Удивительно, но на душе было гораздо лучше, чем до службы. Я постояла у ограды, посмотрела на утреннее небо. Похоже, сегодня будет очень хороший день. Жаль, что я не поеду с Виктором Сергеевичем в монастырь.

Потом я походила по большому церковному саду. Уже были закрыты к зиме розы. У меня защемило сердце. Надо же! Мы же с мамой когда-то именно так закрывали розу, которую мы посадили у подъезда нашего дома. Она плохо росла, мама объясняла, что в городе цветам трудно, нечем дышать, как и людям. И мы ее поливали, пололи вокруг сорняки. У нас в детском доме есть кусты и даже цветы, но роз нет, и я не видела, чтобы кто-то еще так аккуратно укутывал на зиму цветы, обвязывал их веревочками…

Я хотела уйти, уже вышла из двора и… вернулась, опять зашла в церковь. Отец Андрей закончил говорить, и стали петь. Я постояла еще, послушала, мне так нравится это пение – высокое, прозрачное, неземное, так больше нигде не поют, только в церкви. Опять моей душе стало неспокойно, подступили слезы. Я решила все же дождаться отца Андрея во дворе.

Через некоторое время я увидела, как он выходит из того же бокового придела. За ним, суетясь, выбежали несколько женщин. Он, чуть наклоняя голову, на ходу слушал одну, две или три другие торопливо шли следом. Одна ушла, подошла другая, потом третья…

Я ждала, ждала и пошла прочь. Все равно я тут чужая. Я не знаю, когда нужно креститься, то есть как класть на себя крест – знаю, но в какой именно момент все почему-то начинают креститься, не глядя друг на друга, – не понимаю. Надо было, наверно, подойти, когда отец Андрей ходил по церкви и кропил водой, – я видела в открытую дверь. Но я не знаю, зачем это и как себя при этом надо вести. Странно себя чувствуешь – как будто все говорят на другом языке, а ты только стоишь и делаешь вид, что все понимаешь.

Я включила телефон. Тут же раздался звонок. Виктор Сергеевич. Звонил он первый раз, а писал уже несколько раз. Понятно, что от Паши было двадцать сообщений с угрозами и столько же – с признаниями в любви. И требование – срочно пойти с ним гулять после завтрака, иначе он…

Я подумала и написала: «Паша, у меня болит живот, отстань от меня пока». Пусть понимает как хочет, бегает и ищет. С Виктором Сергеевичем я разговаривать не стала. Он-то точно сто раз звонить не будет, он же не Паша.

Я решила прогуляться по поселку. Я хотела есть, я все эти дни не попадала то на обед, то на ужин, вот теперь на завтрак, и за последнее время похудела так, что мне стали сильно велики мои брюки. Сейчас я была в платье, но просто чувствовала, что у меня живот как будто втянулся совсем. У меня остались деньги – я брала на свечки, так что я купила булку и решила есть ее медленно – есть такой способ. Чем медленнее ешь, тем лучше наедаешься.

Только я откусила булку, как увидела Машу и ее маму. Маленький поселок, любого можно встретить. Но я недавно читала книгу, в которой было написано, что и в большом городе, таком, как Москва или Петербург, люди встречаются по каким-то другим законам, не по теории вероятности. По теории вероятности Машу с мамой трудно встретить – что им делать совсем в другом конце города, рано утром, в выходной? Да и я здесь совсем случайно.

Мы шли навстречу друг другу, и встречи было не избежать.

– Здравствуйте! – сказала я первой.

– Привет, – ответила Машина мама и попыталась пройти мимо.

Интересно, иногда мат и грубые слова не звучат так обидно, как вот это небрежно брошенное, равнодушное «привет!».

– Руська, что ты тут так рано делаешь? – Маша искренне обрадовалась, даже не стала скрывать этого. – Мам, подожди!

– Маша! – Машина мама нетерпеливо обернулась. – Мы спешим, давай быстрей!

– Ты откуда? – Маша теребила рукав моей куртки, не обращая внимания на недовольство мамы.

– Я… – Я замялась, не уверенная, стоит ли говорить, и все же сказала: – Я была на службе.

– Да? – удивилась Маша. – Так и мы туда идем. Мам, Руся из церкви идет!

– Я очень рада за нее, – сухо сказала ее мать. – Догоняй, – и пошла, не оглядываясь, уверенная, что Маша ее догонит.

– Не может успокоиться насчет пальто, да? – спросила я. – Думает, что я имею к этому отношение?

– Ой! – Маша махнула рукой. – Потом поговорим.

– Служба уже кончилась, – сказала я.

– Да мы просто… ходим иногда, когда на душе кошки скребут. Мама за бабушку волнуется.

– Понятно, – кивнула я. – У меня тоже на душе скребли и кошки, и собаки, и волки, поэтому я пошла.

Маша засмеялась, и мне показалось – вот моя подружка. Вот человек, с которым я могу быть откровенной. Которая мне верит, верит всему, что я говорю, с которой можно обходиться без удобного вранья.

– Ты иди, – сказала я, – догоняй ее. Я теперь есть ВКонтакте, кстати. Хочешь, напиши. У меня же в новом телефоне есть Интернет. И деньги пока там есть. Пиши, хорошо?