Иногда мне очень нравится Паша. Больше всего мне нравится его внешность. Когда он молчит, когда бегает на физкультуре, подает мяч на волейболе или когда задумчиво смотрит на меня. У него интересный цвет глаз – неопределенный, то как будто темнеют, когда он злится, то кажутся золотисто-коричневыми, как у тигра. Когда он вскидывает молча на меня глаза, мне кажется, что он сейчас скажет что-то хорошее приятным, негромким голосом, или что-то смешное, или интересное, и сам первый смеяться не будет. А он говорит ерунду, или матерится, или гогочет. И голос у него стал ломкий и какой-то… как у грузчика, что ли. Неправильный, грубый.
– Я… – начал Веселухин и осекся, кусая губы. – Какой тебе нужен? Кто? У кого ты была? Я знаю, ты у него была ночью! Что? Понравилось? Он взрослый, да? Он тебе что-то купил?
– Идиот, я же говорю, – вздохнула я. – Ты мне нравишься, Веселухин. Но ты идиот. Тупой идиот.
Паша неожиданно ступил ко мне, довольно сильно притянул к себе и поцеловал, стукнув меня при этом носом. Нос у Паши не очень большой, на мой взгляд красивый, но стукнул он меня сильно. Я только досадливо поморщилась. Вот зачем мне все это, а? Я не стала его отпихивать и поцеловала сама. Я ведь давно об этом думала. От Веселухина пахло чем-то незнакомым и не очень приятно. Жаль. Мне очень мешают жить запахи.
Ничего особенного, оказывается. Я поцеловала его еще раз, чтобы удостовериться. Да, ничего особенного. Необычно. Я же не знала запах Веселухина, теперь знаю, ни с чем не спутаю.
– Подожди, – он схватил меня за руку. – Ты меня любишь?
Я высвободила руку и пожала плечами.
– Скажи, нет, ты скажи…
Я пошла вперед, бросив ему на ходу:
– Пальто возьми, отряхни с него снег и догоняй. У меня все ноги промокли.
– Почему ты такая!.. – Веселухин даже прицокнул языком от неудовлетворенности и негодования.
Я сама не знаю, почему я такая. Только я ему об этом не сказала. Девочки рассказывают, что с ума сходят, когда первый раз целуются. Некоторые после этого сразу отдаются, некоторые влюбляются просто до смерти, дрожат при виде своего парня, как Алёхина. А я? Может быть, я просто промокла и устала, и расстроена из-за его глупости, и поэтому мой организм неправильно работает, не так, как у других девочек?
– Догоняй, Паш, и будем думать, как пальто возвращать.
– Ага! – неожиданно радостно сказал Паша, что-то у него там уже успело перещелкнуть в голове.
Все-таки мальчики – дебилы. Не зря они друг друга так дружески называют и ржут: «Ты дебил!» – «И ты дебил!» Это обычный дружеский разговор двух мальчиков, не только наших, домашние точно так же разговаривают.
– Что мне надо сделать, чтобы ты серьезно ко мне относилась и больше не оставалась у… него? – спросил запыхавшийся Веселухин, с трудом догнав меня. Я хожу быстро.
– Ты отряхнул пальто? Оно же вывалилось из пакета.
– Отряхнул. Что мне надо сделать? – настойчиво повторил он, пытаясь поймать мою руку, естественно, пораненную.
– Молчать нужно побольше. Тебе идет молчать. Руку не трогай, мне больно.
Веселухин только сейчас заметил, что у меня перевязана рука, до этого времени был занят собой и своими переживаниями.
– Он тебя бил? Он придурок, да? Кто он, скажи?
– Это ты придурок, Веселухин, – как можно спокойнее сказала я. – Я же тебе уже сегодня об этом сказала. И вчера написала, что у меня нет мужчины. Я ездила на кладбище в Москву, а вернуться в детский дом не успела до темноты.
– На кладбище? – Веселухин забежал вперед и постарался заглянуть мне в глаза. – Точно? Зачем?
– Когда поймешь, зачем ездят на кладбище к родителям, приходи, я тебя еще раз поцелую, а до этого не лезь, – сказала я. У Паши родители живы, но алкоголики, поэтому отношение у него к этому другое.
– Хорошо, я понял, – смирно ответил Паша, помолчал, подумал и снова завелся: – А где же ты тогда ночевала?
– Ты ревнивый дурак. Неприятно, когда не верят и придумывают всякую хрень. Я ночевала в доме у… – почему-то я запнулась. – Не знаю, стоит ли говорить тебе, у кого.
– Стоит! – бодро выкрикнул Веселухин.
– Нет, – покачала я головой. – Не стоит. Ты слишком неспокоен сейчас.
– Значит, это мужчина, взрослый, – горько сказал Паша. – Я так и знал. А я для тебя – никто. И у меня ничего нет. Но все будет! Вот увидишь!
Я решила больше ничего не говорить. Бесполезно. Убеждать Пашу, говорить, что мне нравится его лицо, особенно теперь, когда на нем почти не осталось прыщей, или то, как он улыбается, и немного неровно стоящий зуб чуть наезжает на нижнюю губу? Или нравится его фигура? Никогда я этого не скажу. К тому же мне, оказывается, очень неприятно, когда меня ревнуют, тем более безо всякой причины. Это очень похоже на то, как меня подозревают в воровстве. Почти одно и то же. Девчонки все обычно радуются, если мальчики их ревнуют, а мне неприятно. Значит, я не такая, как они. Может, сказать Веселухину, чтобы зря время не тратил? Я подумала и не стала. Замолчал, идет рядом, сопит, и ладно. А то еще опять разгорится, будет кидать куртку или снова полезет целоваться.
– Ты зубы чистил сегодня? – спросила я его.