Чистая речка

– Я же сказала – я не дикая, – пожала я плечами и отступила от него на шаг.

– Постой, – он взял меня за руку повыше локтя. – Не придумывай в голове своей всякой ерунды… Это… Я сам не знаю, что это вообще было со мной. И… что еще будет. И еще… – Он запнулся, отвел глаза.

– Вы хотите сказать, чтобы я не болтала и не хвасталась перед девочками?

– Я начинаю тебя бояться, Брусникина, – не очень искренне засмеялся Виктор Сергеевич. – Но вообще я хотел сказать, что все то, что я говорил в начале, – правда, что ты можешь на меня рассчитывать. Это раз. А два – не накручивай в голове, ладно? И не вздумай бросать танцы.

– Да из-за чего? – теперь уже удивилась я. – Мне нравится танцевать. Это почти самое лучшее, что есть в школе, если не считать литературы и алгебры.

– Какая ты многосторонняя девушка, Брусникина, да еще и красавица впридачу!

– Правда? – Я пожалела, что спросила такую глупость, но уже было поздно. Мне не говорили, что я красавица, я вообще не знаю, какая я.

Виктор Сергеевич снова подул мне в лоб и слегка оттолкнул меня:

– Все, изыди, сатана! Не соблазняй меня больше сегодня! Какая, а… – приговаривал он, пока запирал дверь, и все поглядывал на меня с интересным выражением на лице.

В лифте он сказал:

– Давай загадаем – если сейчас мы Серафиму с собакой встретим – значит, я никогда вообще не женюсь.

Я покачала головой:

– Я думала, вы взрослый человек, Виктор Сергеевич!

– Витя – взрослый человек, – ответил мне Виктор Сергеевич, приглаживая волосы и глядя на себя в блестящую панель лифта, в которой мы с ним сейчас отражались. – И очень порядочный. В чем ты сегодня успела убедиться.

– А что, у Серафимы есть собака?

– Она же нормальный человек, почему бы ей не иметь собаку?

Я не стала объяснять Виктору Сергеевичу, что, с моей точки зрения, Серафима не очень нормальный человек, но, возможно, это субъективный взгляд ученика на учителя. Учителя имеют над нами почти ничем не ограниченную власть. Некоторые наши срываются, начинают отвечать матом, но это вообще тупик. Ну, послал Гоша Серафиму матом, она написала докладную, чтобы его исключили из школы. Его ругали страшно, орал директор, колотилась завуч, тряслась так, что ей потом плохо было, – главное, из-за чего? У Гоши язык без костей, говорит, что знает. А оскорбить можно и без мата, и гораздо хуже, кстати. Гошу, разумеется, не исключили. Куда он пошел бы? Ему же надо доучиться хоть как. И вот теперь Серафима его ненавидит больше, чем раньше. И заодно меня, Веселухина, молчаливого Артема…

Когда мы выезжали из гаража, навстречу нам появилась до боли знакомая фигура – я слишком хорошо знаю это красное пальто в стиле летучая мышь с черным каракулевым мехом на воротничке. Серафима вела на поводке огромную лохматую собаку, чем-то напоминающую ее саму, хотя Серафима никогда не бывает лохматой – она стрижется коротко и оставляет только бакенбарды, которые всегда красит в другой цвет, чем остальные волосы. Если волосы у нее красные, то бакенбарды будут желтыми. Если волосы фиолетовые, то бакенбарды могут быть черными или, наоборот, белыми, как будто Серафима поседела от мук, причиняемых ей Гошей и другими имбецилами, которых она должна учить неизвестно зачем.

Серафима узнала машину Виктора Сергеевича, помахала ему рукой, а потом повнимательнее всмотрелась в девушку, сидящую рядом с ним на переднем сиденье. То есть в меня. Наша классная открыла рот, сделала широкий шаг навстречу машине, но тут ее собака увидела что-то слева и изо всех сил рванула Серафиму вбок. Та, с трудом удержавшись на ногах, побежала за ней, все оборачиваясь и оборачиваясь.

– Упадет – я буду виновата, – проговорила я.

– Я тебя боюсь, Брусникина, кажется, я тебе уже говорил это сегодня, – усмехнулся Виктор Сергеевич и выехал из двора. – Все! Не женюсь ни на ком!

– Не зарекайтесь, Виктор Сергеевич, – покачала я головой.

– Да и правда, Витя, – засмеялся Виктор Сергеевич, поглядывая на себя в зеркальце и при этом подмигивая мне. – Когда такие девочки на свете живут, да еще и у меня в группе занимаются, ни от чего зарекаться нельзя. Все-таки мы с тобой молодцы, да, Брусникина?

Я не понимала, о чем он говорит, на всякий случай согласно кивнула.

Пока мы ехали в детский дом, Виктор Сергеевич рассказывал мне довольно глупые анекдоты, каждый раз извиняясь, что он рассказывать анекдоты не мастер, и что следующий анекдот будет очень глупый, но смешной. На мой взгляд, они все были одинаково глупые и почти не смешные. И я особенно не смеялась.

Перед поворотом к детскому дому он притормозил машину.

– Что, достал тебя сегодня, да?

Он повернулся ко мне и взял за руки. За окном машины было совсем темно. Хорошо, что у нас, хоть место и дикое, нет ни медведей, ни волков. Есть лоси, но их опасаться не стоит. И еще есть полубродячие таджики и узбеки, которые живут непонятно на что и непонятно где. Но в такую грязь и они не пойдут в лес.

Виктор Сергеевич ничего не говорил, только улыбался в темноте.