Читаем Чистая речка полностью

– Ты зачем пришел? – быстро, негромко и очень напористо продолжал Виктор Сергеевич. – Орать здесь? Тебе при Брусникиной все расклады объяснить?

Веселухин неопределенно мотнул головой и попытался встать.

– Сиди, – Виктор Сергеевич изо всей силы прижал его руку. – Вот слушай. Речь сейчас идет о том, чтобы одного из вас перевести в другой детский дом.

– Тебя раньше закроют! – пробурчал Паша, мгновенно покраснев.

– Ты на суд пойдешь свидетелем или как? – спокойно улыбаясь, совсем негромко спросил Виктор Сергеевич. Со стороны можно было подумать, что он о чем-то очень мило беседует с Пашей.

– Ой, люди, что вас тут так много? – проснулась от голосов вторая соседка. Увидев Виктора Сергеевича, она приподнялась на кровати, сладко потянулась: – М-м-м… какие лю-ю-ди у нас, оказывается. Я – Марина.

Виктор Сергеевич иронически приподнял брови и небрежно кивнул:

– Очень приятно.

– Не принесете мне воды?

Ее подружка на соседней кровати фыркнула.

– Давайте выйдем в коридор, – предложила я.

– А тебе можно вставать? – спросил Виктор Сергеевич.

– Можно. Драться и целоваться нельзя, – я выразительно посмотрела на Пашу, – а вставать можно.

– Пошли, – усмехнулся Виктор Сергеевич, протянул мне синий больничный халатик, висевший на бортике кровати. – Накинь, там прохладно. Веселухин, смотри мне – идешь ровно по прямой линии, Брусникину руками не трогаешь, не орешь, не материшься, это больница, ясно?

Паша, весь бурый и даже вспотевший, кивнул, не оборачиваясь, и выперся первый.

Когда мы выходили из палаты, я услышала смешок одной из молодых соседок, но не поняла, над чем она смеялась. Что тут вообще смешного? Судьба решается, каждого из нас троих… Скорей всего, она просто хотела привлечь внимание Виктора Сергеевича, у нас обычно девочки так делают – привлекают внимание, бессмысленно смеясь. Ведь если человек плачет, все коротко взглянут и инстинктивно отворачиваются – и неудобно, и неприятно. А если кто-то смеется – всем же хочется узнать – что смешного? Может, и им станет весело! Значит, взрослые женщины пользуются такими же приемами, как и мы…

Что вот только такого в Викторе Сергеевиче, что все сразу начинают к нему липнуть? Мне он раньше, до того, как поцеловал меня, вообще не нравился. То есть нравился, но не так, как Веселухин. Симпатичный и симпатичный. Стройный, довольно высокий, приятные мягкие волосы, смешливый, остроумный, не матерится, от него не воняет, длинные ноги, весь ровный, сбитый, тренированный… Глаза веселые, а внутри как будто маленькая грустинка прячется. Ну и что? Сейчас, конечно, немного другое дело… Сейчас я как-то… теряюсь в его присутствии. Но я не знаю, имеет ли это отношение к любви.

В одной книжке я читала – любовь ни с чем не спутаешь, когда она придет, ни у кого спрашивать не придется. Вот я увидела Андрея – и все, оглохла на миг, весь мир куда-то отошел. Но его нет – я же не тоскую о нем, не скучаю, не пытаюсь найти. Помню это ощущение, знаю, что это точно было, но жизнь идет своим чередом. И в этой жизни Веселухин и Виктор Сергеевич есть, а Андрея – нет.

Мы пошли втроем в конец коридора. Я не знала, что задумал Виктор Сергеевич, может быть, все произошло спонтанно, он ведь не ожидал увидеть Веселухина – надо было тому припереться в то же время!

– Хочу тебя в пару с Русей поставить, – сказал Виктор Сергеевич без предисловий. – Сейчас она выздоровеет, придет на занятия, будете вместе один сложный трюк делать. Ты парень здоровый, а там нужно ее поднимать. Справишься?

– Че? – спросил Веселухин.

Странно, я раньше не замечала, что Паша такой неразвитый. Он переводил глаза с меня на Виктора Сергеевича и как будто не понимал по-русски.

– Будешь с Русей танцевать, – терпеливо повторил Виктор Сергеевич, слегка заступая впереди меня, потому что Паша начал подергиваться и очень подозрительно перетаптываться. – Ты как себя чувствуешь, Веселухин?

– Нормально! – буркнул Паша. – Я на эти дебильные танцы больше не приду.

– Вот, что и требовалось доказать, – спокойно кивнул Виктор Сергеевич, как будто ничуть не удивившись. – А почему?

– Пошел..! – сказал Веселухин.

– Паша, – Виктор Сергеевич неожиданно сильно дернул Веселухина за руку, так что у того даже что-то скрипнуло. – Ты заткнись лучше и слушай. Ты хочешь выпуститься весной из своего детского дома или хочешь поехать завтра в Саратовскую область? Документы уже готовят.

– Почему я? – спросил Паша.

– Логичный вопрос, – прищурился Виктор Сергеевич. – У тебя есть только один человек на свете, который может тебя защитить – ты сам. Паша, не делай плохого ни себе, ни Русе. И ей будет очень несладко, если ее сейчас выдернут отсюда, и тем более будет плохо и одиноко тебе, если тебя переведут.

– Я за ней поеду! – выкрикнул Паша, которому совершенно не нравилось стоять и спокойно слушать, что говорит Виктор Сергеевич. – Тебя не спрошу!

– Тебя привезут обратно, – вздохнул Виктор Сергеевич. – Ты будешь убегать, а тебя будут возвращать. Ты хочешь сойти с ума? Подумай о Русе.

– Не твое дело! – Паша то и дело умоляюще взглядывал на меня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Там, где трава зеленее... Проза Наталии Терентьевой

Училка
Училка

Ее жизнь похожа на сказку, временами страшную, почти волшебную, с любовью и нелюбовью, с рвущимися рано взрослеть детьми и взрослыми, так и не выросшими до конца.Рядом с ней хорошо всем, кто попадает в поле ее притяжения, — детям, своим и чужим, мужчинам, подругам. Дорога к счастью — в том, как прожит каждый день. Иногда очень трудно прожить его, улыбаясь. Особенно если ты решила пойти работать в школу и твой собственный сын — «тридцать три несчастья»…Но она смеется, и проблема съеживается под ее насмешливым взглядом, а жизнь в награду за хороший характер преподносит неожиданные и очень ценные подарки.

Марина Львова , Марта Винтер , Наталия Михайловна Терентьева , Наталия Терентьева , Павел Вячеславович Давыденко

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Проза прочее / Современная проза / Романы
Чистая речка
Чистая речка

«Я помню эту странную тишину, которая наступила в доме. Как будто заложило уши. А когда отложило – звуков больше не было. Потом это прошло. Через месяц или два, когда наступила совсем другая жизнь…» Другая жизнь Лены Брусникиной – это детский дом, в котором свои законы: строгие, честные и несправедливые одновременно. Дети умеют их обойти, но не могут перешагнуть пропасть, отделяющую их от «нормального» мира, о котором они так мало знают. Они – такие же, как домашние, только мир вокруг них – иной. Они не учатся любить, доверять, уважать, они учатся – выживать. Все их чувства предельно обострены, и любое событие – от пропавшей вещи до симпатии учителя – в этой вселенной вызывает настоящий взрыв с непредсказуемыми последствиями. А если четырнадцатилетняя девочка умна и хорошеет на глазах, ей неожиданно приходится решать совсем взрослые вопросы…

Наталия Михайловна Терентьева , Наталия Терентьева

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза