Чистая речка

– А мне по фиг, – нагло ответил Веселухин, – если ты не знаешь, любишь ты меня или нет. Ты нарочно говоришь. Чтобы меня позлить. А я пальто для тебя украл. Чтобы ты знала, кто тебя любит на самом деле.

– Хорошо, – я взяла из его рук пальто, тем более что уже некоторое время видела впереди подозрительно маячившую фигурку в пронзительно голубой куртке. Алёхина ждала нас, точнее, Пашу, и пряталась за забором. – Иди, тебя ждут. Попытай счастья там. Там тебя точно любят.

– Ты…

Я не дала Веселухину договорить, закрыла ему рот ладонью.

– Ты пойдешь со мной в поселок или мне самой разгребать то, что ты навалял?

– Пойду, – пробурчал Веселухин. – Зубы только почищу.

– Побрейся и сапоги сухие надень, – засмеялась я. – Резиновые! Ты взял новые у Зинаиды после лета? Старые малы, небось, стали. Вон ты как вырос за лето, молодец.

– Ладно… – Веселухин, весь красный, бурча что-то под нос, пошел к себе в комнату. – Без меня не уходи. Я быстро. Ладно, Русь?

Я кивнула. Веселухин – не мой человек, и я его не люблю. Я это знала теперь. Почти точно.

Подходя к Машиному дому, Веселухин в который раз завел:

– Русь, слушай, давай просто в школу отнесем, а? Ну какая разница? Повесим и все… Завтра найдет.

– Нет.

– Почему нет? Почему? А если она полицию вызовет? Мне в колонию не хочется…

– Кто тебя в колонию заберет за это?

На самом деле я не знала, серьезное ли это преступление. Мы только что проходили по обществознанию виды проступков и преступлений. Но, с одной стороны, это кража чужого имущества. С другой – пальто же вернули почти сразу, через день…

– Так, знаешь что, – решительно сказала я. – Я сама пойду и все объясню.

– Нет! – взвился Веселухин.

И я порадовалась, что пусть мозгов у него и маловато, но хотя бы есть какие-то мужские качества.

– Да.

– Нет, ты что? За меня пострадаешь? Зачем тогда я все это делал?

– Я скажу, что это не я, но для меня по глупости украл один мальчик. А какой – не скажу. Или нет. Я лучше скажу, что мальчик меня ревновал, думал, что это мое пальто, и решил его спрятать. Из вредности. Вот так. А вчера меня в школе не было, я ушла по делам, поэтому так все затянулось. А так бы мы сразу вернули. Складно и неправдоподобно.

– Ты так иногда говоришь, Руська… – протянул Веселухин. – Как в телевизоре.

– И ты тоже, Веселухин, иногда говоришь, как в телевизоре. Только другой персонаж.

– Что, я для тебя тупой, да? – спросил Паша, поразив меня своей проницательностью.

Я не стала отвечать.

– Так, стой тут, – я показала ему на большое дерево у дома напротив Машиного. – Телефона у меня нет, потом пойдем на рынок, купим.

– Я куплю тебе телефон! – тут же вызвался Паша.

– Разберемся, – кивнула я. – Ты только ничего больше для меня ни у кого не отбирай, ага?

– Ага, – вздохнул Веселухин.

Я, неожиданно для самой себя быстро перекрестившись, зашла в калитку, звонка у них не было. Постучала в дверь. Пока ждала, что мне откроют, огляделась. Уже вечерело. В доме загорелся свет. В саду было так хорошо. С одной яблони еще не собрали яблоки, и они не попа́дали – самые крепкие, круглые, с красными бочками яблочки держались на ветках. На пожухлой траве было тоже много яблок. Дорожки усыпаны листьями. Вдалеке я увидела бочку, разрисованную красками – с глазками, улыбкой… Наверно, Маша разрисовала.

Дверь открылась.

– А! – коротко сказала Машина мама, увидела у меня в руках пакет, в котором виднелась куртка, взглянула на меня, молча взяла пакет и закрыла дверь.

Я так и осталась стоять под дверью. Постучать? Объяснить? Машина мама через некоторое время снова открыла дверь:

– Я думала, что я жестокая и несправедливая, что не разрешаю Машке с тобой общаться. Просто я что-то сразу в тебе почувствовала. И была права. Чтобы ни разу, ни полраза к ней не подходила на пушечный выстрел, ясно?

Я кивнула. Не было никакого смысла говорить, что я тут ни при чем. Еще хуже бы было. Может быть, когда-нибудь все переменится, но не сейчас. Все поправимо, кроме смерти. Я это точно знаю и любому могу объяснить.

Я шла по дорожке к калитке, и у меня было четкое ощущение, что кто-то смотрит на меня из окна. Ну кто? Маша, конечно. На дорожке сидел белый пушистый кот с рыжими подпалинами и смотрел на меня долгим взглядом ярко-оранжевых глаз.

– Я не виновата ни в чем, – негромко сказала я коту.

Тот, распушив огромный хвост, не оборачиваясь на меня, грациозно пошел по тропинке к бочке, коты не бегают по траве, тем более по грязной земле, боятся замочить и испачкать лапы.

– Что? Что тебе сказали? – увидев меня, Веселухин тут же выскочил из-за дерева.

– Сказали, какой хороший мальчик, пусть еще что-нибудь сопрет.

– Что, так и сказали? – удивился Паша.

Я лишь вздохнула. Отсутствие чувства юмора – практически непреодолимое препятствие, чтобы мне полюбить кого-то. Вот у того актера в кино, хоть он и мог бы быть моим отцом или даже дедушкой – не знаю точно, сколько ему лет, такое чувство юмора…