Чистая сила

— И ты здесь?! Хороша! Ты, девчоночка, так добегаешься, смотри. Что, уходили старика?! Жив?

— Да, — тихо ответила Марта.

Ирина Аркадьевна сделала два шага вперед и оказалась посреди комнаты (два ее этих шага были тверды, а по захвату расстояния составляли, я думаю, не менее трех мужских обычных); она переложила сумку в другую руку и энергично взмахнула ею.

— Так! — воскликнула она решительно. — Я закрываю вашу сходку: прошу всех покинуть помещение.

Думчев, быстро вывернув головой, резко сказал Ванокину:

— Что вы смотрите? Какая-то там будет…

— А ну! — прикрикнула Ирина Аркадьевна. — Тащите его к двери.

— Что это себе позволяют?! — поворачивая голову то к нам, то к Ванокину, заговорил Думчев. — Что значит «тащите»? Я, между прочим, не вещь.

— А вот сейчас поглядим, — отозвалась Ирина Аркадьевна и надвинулась на них. Она неожиданно и ловко ухватила Ванокина за рукав и потянула к себе. Не ожидавший такого действия, Ванокин сделал несколько коротких шагов в сторону приложения силы, а так как, видимо, позабыл разжать пальцы, то и протащил Думчева несколько за собой. Мне нехорошо было видно из-за стола, но кажется, Думчев проделал это расстояние на коленях.

— Так-то лучше, — проговорила Ирина Аркадьевна. — Давай, давай!

— Отпустите! — Ванокин резко вырвал рукав.

Но Ирину Аркадьевну смутить было трудно. Она опять ухватила Ванокина за рукав и опять потянула на себя; на этот раз он выдернуть руку не решился, зато отпустил Думчева, и тот быстро встал на ноги. Ирина Аркадьевна была уже на месте Ванокина, и Думчев, таким образом, оказался как бы загнанным в угол.

— Сами пойдете?! — с известным значением произнесла она.

— Что вы себе позволяете? — всполошился Думчев, пытаясь с достоинством выпрямиться и обращаясь более к нам, чем к ней.

— А вот посмотрим, — и Ирина Аркадьевна сделала шаг вперед.

— А ну перестаньте! — подступился Ванокин и, протянув руку, перегородил ей путь на Думчева.

Ирина Аркадьевна несколько секунд молча смотрела на Ванокина и, как видно, почувствовала решительность в его глазах. Она развернулась, отошла к двери ванной комнаты, расстегнула сумку и, после секундного промедления, вытянула оттуда… пистолет. Направив дуло на Ванокина, повела в сторону входной двери и тихо проговорила:

— Уходите.

Ванокин попятился. Наверное, он тоже увидел в глазах Ирины Аркадьевны нечто очевидное.

— Все уходите, — так же тихо добавила она. Ванокин, не спуская глаз с пистолета, подошел к Марте, взял ее руку и молча повел к выходу.

— Ты, Марта, можешь остаться, — сказала Ирина Аркадьевна.

— Нет, — ответила Марта не обернувшись, — я пойду.

Они вышли. Коробкин, коротко глянув на меня, тоже направился к двери.

— Это смертоубийство! — воскликнул из своего угла Думчев, но не очень решительно, скорее вопрошающе. — Я требую меня пропустить!

— Давайте, давайте — пропускаю, — чуть заметно улыбнулась Ирина Аркадьевна.

— Нет, я так не пойду, — Думчев осторожно, не поднимая руки, потыкал пальцем на оружие. — Вы уберите… это.

— Пойдешь! Еще как пойдешь! — сказала Ирина Аркадьевна, наводя пистолет на него.

— Но-но, но-но, — отрывисто воскликнул Думчев и короткими шажками, прикрывая ладонями нижнюю часть спины, побежал к выходу.

— Ты тоже иди, — сказала мне Ирина Аркадьевна, пряча пистолет в сумку и подходя к столу. — Я сама останусь. Буду за ним ходить. — И она стала вытаскивать из сумки и расставлять на столе лекарственные флакончики.

Я пожал плечами и оглянулся на старика. Он переводил взгляд с меня на Ирину Аркадьевну и обратно; я опять пожал плечами и пошел к двери.

Но только я дотронулся до дверной ручки, как дверь раскрылась сама и в образовавшуюся щель просунулась голова Думчева.

— Что? — обернулась Ирина Аркадьевна.

— Шляпу, — промямлил Думчев, — мою…

— Никаких шляп! — отрезала Ирина Аркадьевна, дотронувшись до сумки. — Никаких шляп! Это — трофей.

Голова исчезла.

— Завтра вечером подойди ко мне… домой, — сказала Ирина Аркадьевна. — А сюда не ходи.

Я кивнул головой и вышел. Ни на веранде, ни на улице я не встретил никого из действующих лиц.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Ни тогда, ни долго потом я не мог понять той жгучести, с которой происходила борьба: именно жгучести я не мог понять, а не самой борьбы. Что, почему и зачем свело всех этих людей, неплохих в общем и уж совсем не отъявленных злодеев, в одну комнату, заставило бросаться словами и вырывать слова, с такой неистовостью биться за ценности, а попросту — за деньги, которых к тому же никто, как кажется, и не видел воочию. Не одно же желание личного благополучия всему виной?!

Я думал об этом, но как ни подставлял логику каждого и как ни сталкивал ее с логикой другого и других — ничего не выходило; то есть логически все как будто объяснялось, но суть, что-то самое главное и отправное — суть была темна.