Чистилище

– Ну и что, ежели хорошая, то можно и серьёзную, – выкрикнул Фима, и его дружно поддержали.

На этот раз, когда я отложил гитару, никто не улыбался. Но песня всё равно докерам понравилась.

– Сильно, аж за душу берёт, – вздохнул наш татарин Марат. – Хорошо твой знакомый сочиняет.

Ну да, Никита Богословский и его соавтор-текстовик, имени и фамилии которого я не помнил, ребята талантливые, не поспоришь.

– Слушай, Клим, да тебя впору выставлять на городской конкурс художественной самодеятельности! – заявил Лексеич. – Сейчас как раз участников отбирают. А то у нас от порта только крановщица Валя Боровец со своими комсомольскими частушками каждый раз выступает да братья Дёмины, которые чечёточники, они в Заводской гавани на буксире работают. Остальные все берут самоотвод, хотя наверняка талантов хватает – порт-то здоровый, вон сколько народу трудится. У нас-то в бригаде действительно ни певцов, ни танцоров, а тут ты появился, глядишь, о нашей бригаде и слух пойдёт, что не только работать умеют, но и отдыхать культурно. И вообще в портовой многотиражке пропечатают.

– И верно, прославишь наше отделение, – поддержали бригадира ребята.

– Вообще-то я тут как бы на птичьих правах…

– Ну, если ты о зарплате, то этот вопрос можно попробовать решить с начальником порта. Подойду к Семён Иванычу, он мужик с понятием, закину удочку, глядишь, проникнется.

– Ну да, Тёмкин – правильный мужик, – снова поддержали своего босса парни.

– Ты ведь не утаил ничего из своего прошлого? – на всякий случай уточнил бригадир.

– Э-э-э… Да вроде нет, – говорю я, пытаясь сообразить, чем мне может аукнуться подобная публичность. – Ничего криминального за собой не помню.

– Значит, не против, если что?

– А, валяйте, – махнул я рукой.

Может, всё же удастся в ближайшее время затаиться в каком-нибудь иностранном трюме, не доводя дело до всяких там смотров-конкурсов? Надо было мне с этой гитарой выпендриться, чтобы попасть как кур во щи… Хотя ещё неясно, чем всё дело закончится, может быть, и не стоит раньше времени посыпать голову пеплом.

В трудовых буднях следующего дня я как-то и подзабыл об обещании Лексеича, слишком уж много работы сразу навалилось. Или мне так просто показалось после нескольких дней вынужденного простоя, но к вечеру я буквально валился с ног от усталости. Хорошо хоть, мышцы не ныли, как это было на второй день моей трудовой деятельности в порту. Поэтому заявление бригадира, что завтра в одиннадцать часов Тёмкин ждёт меня в своём кабинете вместе с Лексеичем, стало для меня неожиданностью.

– Вот так сразу? – спросил я, глупо таращась на непосредственное руководство.

– А чего тянуть-то? На следующей неделе заканчивается отбор на городской смотр художественной самодеятельности, вот Семён Иваныч и торопит. Мы же на этом несчастном смотре из года в год в последних числимся. А новый начальник требует, чтобы мы были передовиками по всем пунктам и в работе, и в отдыхе. Гитару не забудь завтра захватить, отсюда и пойдём.

Тут ещё надо учитывать, что завтра у нас была ночная смена, то есть днём предполагалось выспаться. И вкалывали не сутки через трое, а каждый день с одним выходным. Но против руководства не попрёшь, тем более я и так чуть ли не неделю балду пинал, так что мои отмазки не принимались ни под каким соусом.

Спалось мне плохо. То и дело возникала мысль, не дёрнуть ли мне от греха подальше из Одессы? Но я в себе её гасил. Сколько ж можно бегать?! Ещё неизвестно, чем закончится встреча с этим Тёмкиным, а я уже бьюсь в истерике. Спокойнее надо быть, Ефим Николаевич, и не через такое доводилось проходить, как в будущем, так и в этом времени. Чай, не на расстрел ведут. Может, ещё и обойдётся.

Хотя вся эта суета по здравом рассуждении мне была отнюдь ни к чему. Тут бы затаиться, как мышь, а я на рожон зачем-то полез с этой гитарой и своими песнями. Вернее, Богословского. Экстремал, блин…

Семён Иванович Тёмкин[13] встретил нас в своём кабинете, выйдя из-за приличных размеров стола. Судя по походке, бывалый моряк, рукопожатие оказалось крепким.

– Ну что, Иван Алексеевич, вижу, привёл своего артиста! Ну здорово, Клим! Как он у тебя работает, Иван Алексеевич? Нормально, не филонит? Это хорошо… А ты, Клим Петрович, правильно инструмент захватил. Садись, продемонстрируй, на что способен, хочу посмотреть-послушать, чем так пленил сердце своего бригадира.

– Всей бригады, – уточнил Лексеич.

– Вот-вот, всей бригады. Если и впрямь хорошо поёшь, порекомендую тебя членам портовой комиссии художественной самодеятельности. А то при прежнем руководстве наш порт толком и не мог выставить приличную самодеятельность. Не хотелось бы продолжать плохие традиции.

Так и пришлось исполнять снова «Шаланды», а затем «Тёмную ночь». Тёмкин слушал внимательно, иногда вскидывая брови или слегка хмурясь, подперев подбородок кулаком. Когда я закончил, он ещё какое-то время задумчиво смотрел перед собой. Затем резко откинулся на спинку кресла и положил ладони на стол.