Чистилище

«Милая Варя! – начал я, сам себя удививший такой манерой обращения. – Пишет тебе твой хороший знакомый К. К., волею судьбы оказавшийся по ту сторону решётки. Получил от тебя посылку, за что огромное спасибо. Твоё выступление на суде было выше всяких похвал, хотя, думается, ты зря так рисковала, я ведь не хотел тебя впутывать во всю эту историю. Надеюсь, серьёзных последствий за хождение по увеселительным заведениям в обществе „уголовного элемента" для тебя не последует.

Пока я ещё нахожусь в камере, жду свой этап. Не имею ни малейшего понятия, куда меня отправят, хотелось бы избежать холодных краёв. Но даже там мысли о тебе будут меня согревать. Прости, если я покажусь тебе пошлым, но чувства не скрыть. Я и сейчас постоянно вспоминаю наши встречи, как провожал тебя до дома, как ты поцеловала меня в щёку… Твой поцелуй был для меня самым счастливым моментом в жизни!

Хочется верить, что судьба нас снова когда-нибудь сведёт, но это не просьба меня дожидаться, тем более что в ИТЛ может случиться всякое, не все оттуда возвращаются живыми и здоровыми. Ты – хозяйка своей судьбы, вольна строить её по своему желанию. Да и не было между нами ничего такого, что бы обязывало нас к долгим и тесным отношениям. Однако хочется верить, что я тебе небезразличен. Надеюсь, из ИТЛ мне удастся тебе написать, хоть так мы станем поддерживать нашу связь. Твой К. К.»

– Ну что, намалевал? – поинтересовался Лёва, когда я свернул листок вчетверо.

– Ага. Адрес написать?

– Лучше не надо, так шепни. Сегодня и отправим твою маляву.

Своё обещание Одессит сдержал, на прогулке передал послание вместе с пачкой папирос нескладному конвоиру с вороватыми глазами, который пообещал всё исполнить в лучшем виде.

И вновь потянулись однообразные дни в ожидании этапа. Оправка, поверка, пайка, обход фельдшера, оправка, обед, прогулка по внутреннему дворику, ужин, вечерняя поверка… Изредка эта рутина нарушалась получением передачи, посещением тюремного библиотекаря, записывавшего пожелания сидельцев, и мытьём в бане. От нечего делать я заказал «Трёх мушкетёров». Толстенная книга оказалась изрядно потрёпана, но все листы на месте, и я с охоткой принялся за чтение. Погружение в жизнь Франции XVI века с её интригами при королевском дворе хоть немного скрашивало мои серые тюремные будни.

Кстати, теперь они протекали на порядок спокойнее, чем в Бутырке. Там меня на допросы таскали, а тут уже суд вынес решение, нет нужды истязать несчастного подозреваемого, а теперь уже осуждённого Клима Кузнецова. Никто не требовал от меня признания в троцкистском заговоре с целью покушения на товарища Сталина. Да и отношение ко мне в камере со стороны тех же блатных было если и не доброжелательным, то нейтральным как минимум, раз уж мне предстояло чалиться по уголовной статье.

Настоящим праздником для меня стала ещё одна посылка от Вари, в которой я безуспешно пытался отыскать хоть какую-то записку с ответными излияниями чувств. Но Одессит меня просветил, что письма осуждённым до отправки на этап не положены, так что мне оставалось лишь доверять словам Лёвы, что моё послание было доставлено по устно переданному конвоиру адресу.

Про себя прикидывал, что если отсчёт срока пошёл с момента вступления приговора в силу, то на свободу я выйду в конце 1943 года. Это ж разгар войны! Получается, так и не выйдет у меня предупредить товарища Сталина о нападении немцев, буду в это время куковать за колючей проволокой. Выражаясь языком кинематографа: «Я тут, а у меня там шведы Кемь взяли!»