Чистилище

Вряд ли одно лишь это и подвигнуло Яника сесть за учебники. Разве охота на второй год остаться? Нельзя сказать, будто его вдруг обуяло дикое стремление в этом училище учиться, но провалиться там на экзаменах он боялся, может быть, инстинктивно опасаясь первого настоящего провала в жизни. Сидел, зубрил. Лора Борисовна нарадоваться не могла. А Яник все же потихоньку продолжал дуться на нее. «Пошел бы поиграл в футбол немного», — иной раз вырывалось у нее. Отмахивался он. И в самом деле неохота ему было. Наверно, потому и дулся-злился он, что выгоняли, выталкивали его из детства.

Наконец, подошли приемные экзамены. В свежей рубашке абитуриент рассовывал «сдувалки» по карманам. Лора Борсовна всплакнула потихоньку. А мадам… енко плеснула вслед воды из кружки. Другая из кухонных матрон перекрестила в спину. Все, что могло, гнездо родное для птенца свершило. Расправляй крылышки, лети!

В глубоком колодце училищного двора, где долго топтались, неумело строясь на перекличку, Яник, как на уроке по военной подготовке в школе, свою фамилию услышав, зычно выкрикнул: «Здесь!» — и на себе уловил, почувствовал ответно чуть больше задержавшийся, чем на других, внимательный взгляд подтянутого офицера.

— А кто этот майор, не знаешь ты, а? — спросил соседа.

Тот покосился, фыркнул тихо.

— Майоров нет на флоте. Капитан третьего ранга это. «Корветен капитан» когда-то называлось.

Понятно, парень-то совсем домашний, фраерок; и Яник локтем толканул его: «Заткнись!» Тот удивленно покосился на соседа, пожал плечами молча, отодвинулся. Но вот первый экзамен, русский письменный, и они — за одним столом: на одну букву оба, парень — Федоров. Он был повыше более крепенького Яника, потоньше, с интеллигентным, несколько девичьим лицом. В те еще не особо джинсовые годы «Левиса» хорошие на нем. Писал он споро, лишь иногда помаргивал задумчиво. «Эх-х, если б можно было один и тот же вариант писать! — подумал Яник. — Сдувал бы у него — и всё. А то, как Лорик говорит, я в слове из трех букв…» И все-таки нашел он выход. Когда сосед уже поднялся было, чтоб сдать свою работу, Яник железно сжал его ногу под столом: «Проверь. Прошу!»

Тот покосился, стряхнул с ноги чужую руку, но принял сдвоенный, проштемпелеванный комиссией листок и честно принялся вычитывать да исправлять ошибки ручкой автора. А Яник себя мысленно за наглость похвалил и на том же дословесном уровне решил усвоить именно этот стиль поведения в училище, если… Он даже мысленно боялся слова ПОСТУПЛЮ, чтобы не сглазить! Кто полагает, что суеверие удел лишь пожилых людей, тот о-очень ошибается.

К следующему экзамену пришло уже народу заметно меньше. Выходит, кое-кто схватил и двойки? Яник четверку получил. Эту победу, чуть ли не первую в своей короткой жизни, он полностью приписал себе: «Я нажал, я заставил этого пижончика!..» Тете о той своей победе он не поведал, разумеется, а вот ребятам с улицы рассказывал, хвастался. Но радоваться долго не пришлось: над головой уже нависла математика тем греческим мечом… «Как там его? Забыл название…» Пришлось засесть за сотворение шпаргалок. Лишь юные глаза могли без лупы что-либо рассмотреть на листиках чуть более почтовой марки. Почти весь курс за семилетку поместился! И кое-что даже запомнилось и понялось из недослушанного, недопонятого в школе.

А на экзамене кудлатый, странного вида педагог, в помятых брюках и несвежей тенниске, словно обрадовался абитуриенту.

— А-а… Фишман?.. Фишман… Это обязывает. Давай-ка свой листок. К доске — потом. Если понадобится, если… Ну-ка, посмотрим… а2 + b2 =… Подобие треугольников. Квадрат гипотенузы равен… Допустим, ты все это не сдувал и у тебя в кармане нет сдувалок. Обыскивать не буду. Допускаю. А вот скажи-ка мне, что есть такое «ноль»?

Яник почувствовал подвох в простом вопросе.

— Ноль — это ничего. А что?

— Ты мне не задавай вопросы! Я — задаю! А может ли быть что-то меньше ничего?

— Н-ну меньше ничего — только долги. Ну, значит, с минусом. Значит, все отрицательные числа.

— «Долги»… Хм-м… Уже знаешь это? Давай-ка попробуй на доске мне доказать, что медиана треугольника меньше его полупериметра, и уходи. Знаешь такую теорему?

Яник сначала решил было, что он ослышался. Как же не знать ему, если он только что на листке сам эту теорему выводил? Воспользоваться заготовленной шпаргалкой не решился. Может быть, где-нибудь ошибку допустил? И он, себя еще раз проверяя, не очень смело принялся мелом строить треугольник на доске. Мел — вообще привычное оружие учителя, ручки — оружие ученика, а мел то крошится, то оставляет чуть заметный след. Наконец, кончил он свое творение, еще раз оглядел, пытаясь высмотреть ошибку, и обернулся к экзаменаторам-мучителям, мол, делайте со мною, что хотите: вот — как умею!.. Всё.

— А почему так неуверенно? — сказал тот самый капитан третьего ранга. — Бодрее надо.

— Откуда же «бодрее»?.. — Кудлатый в тенниске развел руками, хмыкнул тихо. — Наш человек… Что ж вы хотите? Иди, Фишман, иди. Четверка, — молодым, чутким ухом Яник уловил.

— Ваш человек… Так и поставьте пять, Арон Григорьевич.