Чистилище. Книга 1. Вирус

– А ну-ка дай-ка твоей дури, – заявила одна из девиц, все называли ее Ксанией. Высокая и худая, как жердь, она была на полголовы выше Лантарова и кичилась дорогим красным автомобилем с блестящими ручками и невиданной формы фарами. Эта чванливая представительница богемы нового поколения обожала героиновые книги «альтернативного писателя» Уэлша, могла сообщить сногсшибательные детали о перламутровых папулах, оксибутирате или любом культовом ди-джее. Она умела колоть окружающих вульгарными словечками и могла часами могла рассказывать истории о том, как она отшивала «оборзевших ментов», то есть патрульных, которые прижимали хвосты тотчас, когда узнавали, кто она такая. Лантаров краем уха слышал, что Владу иногда удавалось уложить ее в свою постель; сам же он откровенно ее побаивался и сторонился – неуверенные мужчины, как известно, уязвимы в присутствии уверенных женщин.

И теперь, пока все ждали приготовления бульбулятора и следили за манипуляциями тонких, изуродованных наколками рук Феди-Фена, Лантаров украдкой рассматривал девушек. «И что Влад нашел в этой придурковатой Ксании?» – думал он, искоса поглядывая на ее плоские груди и узловатые, как у кузнечика коленки, которые, как ему казалось, вот-вот прорвутся сквозь обтягивающие джинсы. Она все время что-то хватала, что-то или кого-то трогала руками. Вторая девушка, Лана, представлялась ему куда приятнее. Глуповатое, немного мечтательное выражение лица с оттенком детской непосредственности ему не то чтобы нравилось, но манило перспективой доступности. В ней было что-то, похожее на легкий налет умопомешательства, утонченной шизофрении, как у юродивой. Ведь именно Лана втолкнула ему в рот первую таблетку, и он запомнил яростное движение юркого, горячего и вместе с тем многообещающе нежного язычка на внутренней поверхности губ. Но самое главное было вовсе не это, а то, что она имела обыкновение быстрее других отключаться – беспокойный ум Лантарова усматривал тут реализацию эдакого беспроигрышного варианта. Его не смущал ни ее громкий беспричинный смех, ни забивающий парфюмерию запах сигаретного угара, ни ее заборная речь.

Все они по очереди хорошенько потянули травки в погоне за всеобщей иллюзией невесомости.

– Крепкий напас, – констатировал Петрик, парень с невыразительным лицом и очень маленькими, широко посаженными глазками.

– Атас, это вам не конопля.

Голос Феди-Фена прозвучал слишком слабым предостережением, чтобы к нему прислушаться. Он утонул в нарастающем потоке блестящего, звездного азарта. Этот шаман в потертых джинсах повернулся к жаждущим впечатлений амазонкам и хитровато улыбнулся – Лантаров впервые увидел его улыбающимся и сполна оценил это выразительное, но малоприятное зрелище. Приблизительно, как туча, после которой небо кажется безнадежно затянутым. Оказывается, когда этот тип улыбался, он обнажал не только свои желтые зубы торчком, но и розовые десна. Ну и уродец! Лантаров, шалея от дурмана, выдавил из деревенеющего сознания, как из заплесневелого тюбика, лоснящийся актуальностью вопрос: интересно, этот Фен стал колоться и курить травку из-за того, что урод, или он уродом стал от наркотиков? Между тем артисты на сцене невозмутимо увлеклись собственными ощущениями.

Как и все остальные, Лантаров еще раз, уже более добросовестно и расслаблено, чем первый раз, втянул то, что было названо «крепким напасом». И вдруг закашлялся от приторно-терпкой мощи – что-то едкое, шероховатое проползло у него горлом и ушло ниже, внутрь. Парни хмыкнули в ответ на его кашель, девушки снисходительно улыбнулись.

– Я первый раз тоже, как туберкулезник, был весь в соплях и слюне. Щас уже заценишь. – Захарчиков слегка успокоил его и крепко похлопал по спине, чтобы он быстрее прокашлялся.

Но, действительно, у Лантарова сначала возникло неприятное ощущение оцепенения, как будто его прибили к месту. Но могущественная отрава еще больше захватила все его члены, расползаясь по телу, возникло невиданное расслабление, захотелось засмеяться очень громко. Он освобождался от всего: от кем-то придуманной ответственности, ненужных оков морали. Мир стал доступнее, цели – достижимее, и все заплясало, как в волшебной сказке, где он по сюжету становился ловким, удачливым принцем. Лантаров опять посмотрел на Лану, и вдруг дерзко и совершенно безбоязненно подумал о том, что сейчас сможет с ней сделать. Она показалась ему анимационной девочкой-зарисовкой в обрамлении несуразной декорации: лиловый рот, отстраненное лицо, глупые, невпопад брошенные словечки, туго стянутые блузкой-топом небольшие, но крепкие груди. Она возбуждала и отталкивала одновременно, но в наркотическом объективе с каждым мгновением становилась все более желанной.