– Да я… мне вообще такой вопрос представляется лишним и ненужным. И я не помню, чтобы кто-нибудь из моих знакомых заморачивался подобными проблемами.
– Ясно, – будто для себя констатировал Шура, – но к чему-то ты все же стремился? О чем-то вообще мечтал в детстве, в юности, во взрослой жизни?
– Ну, да, мечтал, – чуть смелее подтвердил Лантаров, неожиданно вспомнив фразу Влада Захарчикова: «Чтобы жизнь удалась, надо меньше работать и больше трахаться».
– Так о чем же? – Чем-чем, а непреклонной настырностью Шура мог добить кого угодно. Лантаров поглядел на его сложенные на груди руки – вены на них вздулись, придавая Шуре воинственный вид.
– Ну, я хотел стать богатым, мечтал, чтобы у меня была крутая тачка, чтобы вокруг меня телки крутились… Но… разве это плохо?!
Кирилл взглянул на своего собеседника и тут же втянул голову в плечи, как испуганная черепаха. В глазах Шуры он заметил непривычный стальной блеск, какой бывает, когда кинжал на свету вытаскивают из ножен.
– Да нет, не могу сказать, что плохо, – сказал Шура, но тут же сдержанно продолжил: – Это – никак. Это твой выбор, но ты был машиной. Биологиче-ской. Частью большого, загнившего стереотипа. Представь, что все твои мечты сбылись. У тебя – несколько домов, десяток автомобилей и телок – полон двор. Эдакий гарем. И вот ты уже стар или даже умираешь, – ведь все мы смертны… – Лантаров нехотя кивнул, представление собственной смерти его не очень воодушевляло. – И что дальше, что ты оставляешь, уходя? Телки разбегаются, ведь им ничего, кроме денег, от тебя не нужно. Ты не давал им тепла, и они тебе его не возвратят. Ведь до их душ тебе дела нет. А машины и дома остаются – тут еще проще. Все это барахло куда-нибудь пристроят, но уже без тебя. Нет ни одной заинтересованной в тебе живой души… Что о тебе скажут: он был классный чувак, поимел много телок, вволю покатался на тачках? И все? Не обидно?
Лантаров, потупившись, молчал. Наброски своей кончины ему были неприятны. Но тут он нашелся:
– Ну не всем же быть героями и праведниками! Буду умирать с приятным чувством, что насладился вволю.
Но Шура его раскусил.
– Не лукавь! Ты смердящую палату не перевариваешь, а утверждаешь, что переживешь печаль прощания с миром. Ты ведь даже сейчас уже знаешь, что секс и барахло забываются и исчезают быстро. Иначе ты не твердил бы, что тут тебе плохо.
На этот раз Лантаров предпочел отмолчаться.
– Ладно, – примирительно продолжил Шура. – Я ведь тоже когда-то был биороботом. И чтобы изменить мышление, мне потребовалась серьезная болезнь. За которую я сегодня благодарен судьбе. И тебе потребуется время, да и каждому из нас. И еще – усилия. Ты хотел бы попробовать… другое будущее?
Признание на короткий миг сблизило Лантарова с этим суровым, почти непреклонным человеком, постичь которого он не мог. И которого он почему-то все еще боялся. Шура казался ему каким-то сценическим образом, вышедшим из дремучей чащи кудесником. Слишком многое он улавливал и интерпретировал так, что ему, Лантарову, становилось неуютно.
– А если бы хотел? Что тогда? – с неожиданным вызовом воскликнул молодой человек.
– Научись думать. Возьми ответственность за свое будущее. Ты – автор своей дальнейшей судьбы.
– Ну, я считал, что и так хозяин жизни. И если что-то получается не по-моему, это случай, мы над ним не властны.
– Случай, Кирюша, приходит как следствие. Как результат определенного, часто невольного мыслеобраза. Новая жизнь начинается в тот самый момент, когда ты принимаешь решение жить по-другому, меняться!
Кирилл поежился. Ему снова показалось, что кто-то величественный и незримый неусыпно наблюдает за ним, глядя отовсюду. От этого недавно появившегося ощущения было страшно, ведь этот наблюдатель просвечивал его нутро, знал все его слабости и как бы требовал поступков, к которым он чувствовал себя не готовым.
– Ну, я готов меняться… Меня только одно мучает… Почему это, – он с горечью кивнул на свой металлический корсет, источник ежедневной боли, – почему это… именно со мной? Все люди, которых я прежде знал, жили так же беспечно… так же бездумно, как и я. Шаманили с чем угодно, и я уверяю, среди них я не худший был. Почему именно я оказался тут?!
– Но, может, тебе просто больше повезло?! Может, в тебе есть Божий задаток все преодолеть и измениться? Тогда это – небесный дар, которого, возможно, нет у твоих прежних товарищей, которые живут, как растения.
Лантаров сжал губы. Эти мысли казались ему хитро расставленными силками. Шура же невозмутимо продолжал:
– Я много наблюдал за животными. За косулями или белками. Вот они при рождении уже состоявшиеся, завершенные существа. Им не нужно себя преобразовывать. А вот нам, людям, это необходимо. Без этого мы обречены на жизнь растений или гибель. Ты, как мне кажется, жил жизнью растения или животного. Пил, ел, опорожнялся. А признать свою болезнь, свое патологическое несовершенство – половина победы.
На душе у Кирилла стало муторно и тоскливо.