Чистилище. Книга 2. Тысяча звуков тишины (Sattva)

– Когда он пришел на практику с громадным переносным подиумом – ковром с диаметром, наверное, метра в два с половиной, я тотчас насторожился. Но когда он стал покрикивать на занимающихся, как сержант на взвод солдатиков, я сразу понял, в чем дело. Он то и дело останавливал всех, чтобы продемонстрировать ту или иную сложную асану, и мне казалось, будто я попал не на практику, а в цирк. Даже прозвал его про себя клоун Клепа. Он празднично и торжественно зажигался в такие моменты, походя на включаемую новогоднюю елку – в нем клокотала гордыня. Я же наблюдал, и меня не покидала мысль, что наверняка этот внешне шикарный йогин имеет скудный внутренний мир. А заодно и определенные сложности с первыми двумя ступенями йоги – ямой и ниямой. То есть с социальным и личным кодексом поведения. Без них, считают мудрецы, система йоги превращается в банальные упражнения общей физической подготовки.

Шура помолчал, и некоторое время они шли молча. Он на ходу сорвал высокую травинку и, перекусив стебелек, сунул его в рот, подобно зубочистке.

– А как бы тогда великое учение распространилось по миру, если не путем демонстраций? – Лантарову было невдомек, на что намекает его старший товарищ.

– Высшие знания не могут стать абсолютным достоянием масс – это ведь не кинематограф. Они приобретаются усилием, и делается это индивидуально и постепенно, шаг за шагом. Они потому и дошли до наших времен, что передавались учителями избранным. Об одном знаменитом йоге Махасайе рассказывали, что когда он делал в своей комнате «меха» – то есть бхастрику-пранаяму, в помещении начинался подлинный шторм – такое сильное он мог развивать дыхание. Этот мастер передал свои крийя-техники нескольким последователям, но не толпе. Оттого, как мне кажется, и сохранилось благоговение перед мастерством и носителем таких знаний. У нас же каждый, кто освоил набор асан, спешит стать инструктором. И я боюсь, как бы это не погубило йогу на Западе.

– Все это диктуют правила бизнеса – все в нашем мире подчинено деньгам, и тут никуда не деться. – Лантаров говорил рассудительно, вспоминая, как он жил прежде: любой шаг имел смысл, если он принесет доллар. А доллар, в свою очередь, тратился на наслаждения. И в этом волшебном круге с его залихватским обменом не было места тому, что нельзя было купить или продать. Вот так, впопыхах, в бесконечной скачке, и жило подавляющее большинство людей, которых он знал. – В том мире, что ты видел, пожалуй, нет места людям, способным, как ты, наслаждаться растущим деревом или радостно скачущей белкой.

– Вот-вот, – не раздумывая согласился Шура, – оттого так много бедствий в том мире. Цивилизация дала много благ, но притупила понимание ориентиров. Так что, оценивая свою жизнь и свои занятия, я, наверное, могу сказать, что уровень пратьяхары достигнут. У меня нет пристрастий, отсутствует какая-либо привязанность. Хотя, конечно, я отдаю себе отчет в том, что тут, в лесу, отказаться от привязанностей к удовольствиям легче, чем в миру, среди множества людей и социальных связей, порой разрывающих человека на части. Когда мне было трудно, я сознательно ограничил доступ еды, напитков и впечатлений – теперь это позволяет мне заявить: я проявляю усердие к практике, стараясь достичь света и передать тот опыт, который открылся мне.

– Через дневник? – спросил вдруг Лантаров, немного стушевавшись. Он давно уже ждал момента, чтобы рассказать, что он читал тетради. – Я… Я давно должен был признаться, что читал твой дневник…

Шура отреагировал на сообщение благодушно, легкая улыбка тронула края его губ.

– Это хорошо, я ведь для тебя и оставлял его на столе – мне казалось, когда у нас не будет тайн, быстрее родится доверие. Раньше я писал для того, чтобы самоочиститься, пройти таким образом путь терапевтического самоанализа. Но потом мой опыт вышел за рамки лечения, и я подумал о возможности детального описания его – может быть, кому-то он покажется интересным. Потому-то, когда вопрос исцеления был решен, я и бросил писать дневник, взявшись совсем за другую задачу – описание опыта приобщения к духовной практике для современного городского человека. И тут, надо сказать, ты, твой путь мне здорово помогли. Ты изучал мою жизнь, а я изучал твою – получился превосходный и важный взаимообмен.

Шура улыбался ему открытой, добродушной улыбкой саттвического человека. На него невозможно было обидеться. Да и сам он никогда не обижался.

– Ну и ну! – Лантаров, который не ожидал такого поворота дела, был ошарашен. Оказывается, сам он все-таки был подопытным кроликом. – Шура, но коль так, почему тогда, если йога имеет такие целительные свойства, почему ее не прописывают врачи?