Чистилище. Охотник

Медина едва двигалась. Встать на ноги или просто на четвереньки она не могла. Шевелилась в грязи, будто раздавленный червяк или обезглавленная змея. Иван заслонил девочку от наскакивающего мута, пробил ему голову ножом, удачно попав в глазницу – с черепа клинок просто соскальзывал.

Федька подхватил девочку, оттащил её к выходу, передал на руки отцу. Тагир тут же вцепился в ребенка – останься у него чуть больше сил, и он просто задушил бы дочь или сломал бы ей что-нибудь.

Пока Максим пытался вызволить Медину из объятий отца, Федька и Иван заканчивали расправу. Потом они подсчитали, что убили тринадцать маленьких мутов. Когда пищать в логове стало некому, перемазанные грязью и кровью охотники выбрались наружу. Свежий воздух опьянил их – и они замерли секунд на пять, немо открывая рты, словно вытащенные на берег караси.

– Уходим, – наконец смог выговорить Иван.

Максим кивнул, передал спасенную девочку Кирюхе Лабанову. Юрка Лопухин уже сорвался с места – пришлось на него прикрикнуть.

– Стой! – рявкнул Максим.

– Ну чего еще?!

Максим показал Юрке кулак, повернулся к Ивану, спросил:

– Всех убили?

– Да.

– Уверен?

Иван пожал плечами.

– Логово надо сжечь, – решил Максим, отлично понимая, насколько это может быть опасным: если пламя перекинется на соседние деревья, если начнется пожар, то пострадать от огня может и деревня – не спасет и расстояние. Впрочем, ветер пока слабый и дует в наиболее безопасном направлении, да и на небе кучевые облака, а муравьи спешат запечатать входы в муравейник – значит, скоро будет сильный дождь.

– Рубите лапник, – велел Максим товарищам. – Снимайте бересту. Подпалим логово с трех сторон.

Охотники дружно взялись за дело. Глядя на них, и Юрка неохотно подключился к работе. Кирюха и чуть успокоившийся Тагир ухаживали за девочкой: отпаивали её, смывали грязь, обрабатывали раны – в основном синяки и глубокие царапины. Состояние девочки было на удивление неплохим, учитывая то, что ей удалось пережить. Она даже смогла улыбнуться отцу и пожать его руку.

Кучи хвороста и лапника росли быстро. Можно было уже высекать огонь, но Юрка, тащивший сухую корягу, вдруг бросил её и, выпрямившись, напряженно уставился в лес. Что он там увидел?

Федька, работавший рядом, шагнул к приятелю. И Юрка тут же вскинул руку – стой, где стоишь! Медленно и опасливо он повернулся. Видно было, что он готов сорваться с места и что останавливает его лишь боязнь поднять шум.

Все охотники, видя такое поведение Юрки, тоже насторожились.

И когда за деревьями шевельнулось нечто тёмное, Юрка всё же не выдержал и рванул с места.

– Ламия! – сдавленно крикнул он, пробегая мимо Ивана. И тот действительно услышал, как за деревьями напрямую через кусты кто-то ломится. Он подхватил Тагира, закинул его руку себе на шею, приподнял. Максим поддержал охотника с другой стороны, а Кирюха взвалил на плечо девочку. И они вместе кинулись догонять Юрку, понимая, однако, что убежать от Ламии нельзя, догадываясь, что скоро они все окажутся в её логове, развешанные на острых сучьях, будто беличьи грибы – кто-то частями, а кто и целиком…

44

Борис Юдин заканчивал общий урок у старших классов, когда в зал ворвался запыхавшийся Герман Истомин и закричал с порога:

– Чужаки! Чужаки пришли!

Дети вскочили. Называть их детьми, впрочем, было не совсем правильно – многим уже исполнилось четырнадцать лет.

– Сохраняем спокойствие! – Борис вскинул руку. – Тишина в классе!

Он шагнул к двери, схватил Германа за рукав и вытащил в тесный коридор, заставленный учебными пособиями.

– Какие чужаки? – зашипел Борис. – Что ты несешь?

– Моряки. В деревню пришли. Точно такие, как Нолей описывал.

– Сколько их? – спросил Борис, поглядывая на дверь. Он был уверен, что ученики подслушивают этот разговор.

– Трое, – ответил Герман.

– Как трое? Всего? А остальные?

– Не знаю. Больше никого нет.

– Убили кого-нибудь?

– Мы? – переспросил Герман. – Или они?

– Все равно! Кто кого убил?

– Да вроде никто никого… Я не знаю… Меня свои послали. За вами. И остальными, кого найду. Я же в карауле сегодня.

– Не понимаю… – Борис шагнул к двери, резко её распахнул. За ней никого не было.

– Да мы сами не поняли… Трое пришли с южной тропы. Остановились на краю деревни. У яранги Эльки Хохлушиной. Уверенные такие. С оружием.

– Стреляли?

– Нет. Поймали какого-то мальчишку, велели ему главного позвать. Он ко мне прибежал. Я тревогу бить не стал, решил за вами сбегать…

На улице зазвенела рында – настоящий медный колокол висел только перед домом Макара Мартынова; голос рынды знала вся деревня. Секунда, другая – и вот от дома к дому покатился, нарастая, металлический лязг, звон и перестук.

Борис заглянул в класс. Парни сидели на местах, но, увидев учителя, тут же вскочили. Многие держали в руках ножи. Никто не произнес ни слова, но в этом не было необходимости – любому было ясно, что мальчишки рвутся в бой.

– Идите в семьи, – велел им Борис. – У кого нет семей, идите в семьи друзей и соседей.

Школу он покинул первым – просто не позволил ученикам выйти вперед. Герман семенил позади, торопился всё рассказать, но сбивался и повторялся: