Чистилище. Побег

Максим оглянулся на Вальку. Тот, сглотнув слюну, кивнул и поплотнее закутался в тряпье. Мелкие приободрились и заговорили меж собой громче, даже воинственно. Максим шел впереди и делал вид, что не интересуется их болтовней, но сам с интересом прислушивался. После того, как мелкие оказались на свободе, он не переставал им удивляться. Говорили эти дети только о еде и не знали порой вещей, которые казались Максиму элементарными. Как можно не знать, что яблони растут из семечек или что железа взять больше неоткуда, а тряпье, в обрывки которого они кутаются, сделано еще в старом мире? Вот и теперь какой-то рыжий мальчишка обещал остальным, что когда вырастет выше Главного, то убьет его и съест, и каждый день будет есть мясо. Валька, занудливый и дотошный, начал им объяснять, что, во-первых, есть людей это неправильно, и летом надо с этим как-то закончить, вернуться к лягухам и насекомым, а во-вторых, если есть людей каждый день, то община очень быстро совсем закончится.

– Соседей будем жрать! – возразил Вовик. – Начнем с озерных, их много.

– Попробовали уже один раз. Или ты забыл?

– Главный приказал забыть, – важно ответил пацан. – Но я помню. Мы тогда просто голодные были, и вообще, зимой несподручно. Летом – другое дело! И у нас топоров каменных не было, а теперь есть! Будем их отлавливать, убивать и есть. Ну, а потом и березовских тоже. Они нас дразнят людоедами, а что такого? Мы, наоборот, самые умные – первыми догадались! Косой так сказал.

«Не зря нас зовут людоедами, – вздохнул про себя Максим. – Наверняка однажды нас всех просто перебьют. Мы опасны. Надо бежать, бежать, как только лед сойдет! Пока слишком холодно».

На реке подо льдом чернели промоины, туда идти было опасно. Но в затоне хоть снег и съежился под редкими пока лучами солнца, лед пока стоял. Прихватив закопанные в сугробе топоры и дубинки, вся ватага осторожно ступила на замерзшую воду. Мелкие прятались друг за друга – они и мутов-то видели разве что во время последней злополучной осады. Зато страшных россказней слышали предостаточно. В сущности, единственное, чему учили их вечно занятые выживанием старшие, – страх перед вечно голодными тварями.

Ступая как можно плавней, Максим удалился от берега шагов на сорок. Какая тут глубина и стоит ли ловить именно здесь, он понятия не имел. Прежние зимние рыбалки случались именно на реке, а не здесь, в широком заливе.

– Хватит! – сказал боязливо Валька. – Повезет – так и тут поймаем. Давайте скорее, холодает к ночи.

Максим, размахнувшись топором, ударил в глухо отозвавшийся лед. Что-то хрустнуло, и он, испугавшись, сделал пару шагов назад.

– Подожди, я снег расчищу, а то трещину не заметим. – Валька попробовал сделать это дубиной, что была подлиннее, но мало чего достиг. – Макс, мы потонем, если в воду упадем. Мы же не в старом мире, плавать не учились. Лед совсем слабый, и…

– Отойди! – рявкнул на него Максим и начал бить раз за разом, больше не останавливаясь.

После четвертого или пятого удара сквозь пронзившие лед трещины стала с хлюпаньем выплескиваться вода, но он продолжал бить, не обращая внимания на причитания Вали. Наконец Вовик толкнул его в спину. Максим отошел, и мальчишка сачком выловил из неровной проруби куски льда.

– Рыбу-то распугали… – проворчал Валька. – Не подумали. И приманка нужна. У вас есть приманка, дурни мелкие?

– Вот! – рыжий пацан вытащил из-за пазухи маленький череп без нижней челюсти. – Машка обварила и мясо ободрала, но кое-что осталось. Это Нинкин старший, Тимошка.

Максим отшатнулся. Что-то в этом детском черепе было такое, от чего нельзя было отмахнуться несмотря ни на что. Это нечто перевешивало все, что случилось с общиной, все их беды и угрозу голодной смерти, страх, холод и рабство, а еще это было сильнее, чем страстное желание Максима уйти и начать пусть короткую, но какую-то совершенно другую жизнь.

– Брось! – крикнул он. – Брось сейчас же!

– Чего это я бросать-то буду? – Мальчик спрятал череп за спину. – Жрать небось хочешь? А рыба сама на крючок не налезет!

– Тише, тише! – Валька уже был рядом, похлопывал Максима по плечу. – Ты чего так разошелся-то?