Чистилище. Побег

И она вышла из-за ели: маленькая, обхватившая себя руками, худая и очень замерзшая. Воскликнув от радости, Валька побежал к ней, прыгая через сугробы. Совершенно не ожидавший от друга такой реакции, Максим поспешил следом.

Глава одиннадцатая Изгои

Максим глазам своим не верил. Мало того, что в лесу оказалась Алла, так еще и Валька полез ее обнимать, будто мелкий. Кто еще обнимается? У взрослых людей так не заведено, если, конечно, речь не идет о перепихе. Перепих – дело понятно, там уж как удобно прихватил и ни о чем другом не думаешь. А сейчас-то зачем прижимать Алку к себе? Ему стало даже как-то стыдно за приятеля.

– Но что ты тут делаешь? – то ли с восхищением, то ли с испугом спросил Валька у нашедшейся девушки. – Ты потерялась или… Сбежала?

– Сбежала. – Она сложила губы в свою вечную странную ухмылку и рассматривала носки обуви. И было на что посмотреть: эти тапки имели кожаный верх, как те, что снял Максим с убитого озерного. – Теперь не знаю, куда идти.

– К нам! Домой! – Валька схватил ее за руку и потащил за собой. – Ты же холодная как лед!

– Не говори про лед… Страшно как! Я видела, как муты из воды полезли. – Алла вырвала руку и поправила тапку, которая была ей очень велика и едва не свалилась с ноги. – Валечка, я боюсь в Цитадель идти. Я утром подкралась тихонько, с Машей переговорить смогла. Она говорит, что всех баб, кроме беременных, забрали. А Маша не беременеет, как и я. Она сказала, что лютые все стали и бьют ее часто. И еще рассказала… Не пойду я в Цитадель.

Валька удивленно посмотрел на Максима, но тот лишь пожал плечами. Да, действительно, Маше приходилось несладко, а пару дней назад она кричала почти всю ночь в «оружейке», а утром на ее щеке появился страшный ожог. Правда, он связывал воцарившуюся в Цитадели жестокость не с отсутствием большинства женщин, а с людоедством и голодом. В любом случае, это было не его дело.

– Куда же ты пойдешь? В лесу замерзнуть хуже, а ночью так и случится. – Максим подумал о костре, но, смерив взглядом худенькую фигурку Аллы, покачал головой. Если и продержится всю ночь, утром точно уснет и околеет. – Возвращайся тогда в Березовый сруб. Кстати, ты зачем сбежала-то от них? Говорят, там тепло, кормят и не обижают.

– У березовцев не так уж плохо, – согласилась Алла. – Когда оставили, то много расспрашивали о нашей жизни, но не обижали, это точно. Кормили немножко, работа не очень тяжелая была, как у всех. Но потом они нас, с другими бабами, озерным отдали. Такой у них договор. Только я слышала, как они ругались: озерные больше хотят, а березовские только обещают. Ну, так я слышала, точно не знаю… А вот у озерных плохо. Они ненавидят нас всех после того, что на «торге» случилось. Ольке Рябой глаз выбили, а с Леной, той, что темненькая, не знаю, что сделали, только померла она через два дня. Почти не кормили, пить давали мочу свою и на работы гнали самые плохие. На ночь оставляли на улице… Мертвых есть заставили. Ну, бабы ели, а я не могу… Плохо там. Я сделала вид, что помираю, меня и оставили на день. Я сбежала, вот украла у них тряпье.

Максим оперся на ближайший ствол. То, что березовцы как-то договорились с озерными, его не очень удивило, что-то подобное он и подозревал. Но дурочка Алка, которая смогла всех перехитрить и сбежать – это было что-то новенькое! Зато Валька чуть не заплакал, он опять схватил девушку за руки.

– И как же ты теперь?

– Не знаю. – Алла все разглядывала свою обувь. – Назад нельзя мне, убьют. И к березовским нельзя, они вернут озерным. К Андрею не пойду. Я уж знаю, какой он, и Косой тоже. Да все они! Тут останусь, замерзать буду. Я и к вам идти не хотела. Зачем?